Обсидиановая бабочка - Лорел Гамильтон

На ее лице мелькнуло выражение, которого я не поняла.

- Если это бог, его нельзя убить. Если вы его убьете,значит, он не был богом. Я не оплакиваю смерть ложных богов.

Уж кто бы говорил... Но я не стала придираться. В моиобязанности не входит убеждать ее, кем она является и кем не является.

- Спасибо тебе за помощь, Итцпапалотль.

Она долго и пристально посмотрела на меня, и я знала, чегоона хочет, но...

- Ты действительно богиня, но я не могу служить двумМастерам.

- Основа его власти - вожделение, и ты отказываешь ему вэтом.

Жар бросился мне в лицо, и я подумала, каково это - краснетьс пылающими черными глазами. Но меня смутило не то, что она сказала, а то, чтоона увидела у меня в голове. Она знала более интимные подробности, чем моялучшая подруга. Точно так же, как и я разделила с ними то, что они с Пинотлемсчитали очень личным и интимным. Вполне честно, но я почему-то не думала, чтоИтцпапалотль будет краснеть.

Она посмотрела на меня, как смотрят на ребенка, которыйнамеренно не понимает, что ему говорят.

- Скажи мне, Анита, в чем основа моей силы?

Вопрос удивил меня, но я ответила. Время лжи между намипрошло.

- Сила. Ты питаешься чистой силой, каков бы ни был ееисточник.

Она улыбнулась, и нить ее силы во мне заставила улыбнуться именя, ощутить поглощающую радость.

- А в чем основа силы твоего Мастера?

От этой именно истины я давно уже уклонялась. Не все Мастеравампиров имеют вторичную основу силы, иной способ поглощать энергию, кромекрови или людей-слуг, или зверей, которые можно призвать. Но некоторые имеют, итаков Жан-Клод.

- Анита? - сказала она, будто напоминая, что я должна что-тосказать.

- Секс. Основа его силы - секс.

И снова она радостно мне улыбнулась, и теплое сияние во мнеответило ей. Как приятно быть правдивой. Как приятно быть умной. Как приятносделать ей приятное.

Этим она и была опасна. Если долго оставаться возле нее,желание сделать ей приятное станет самоцелью. Но даже мысль об этом не могламеня напугать. Хорошо все-таки, что я живу не в Альбукерке.

- Отвергая его и своего волка, ты калечишь не только триадувласти, но и его. Ты его ослабила, Анита. Ты ослабила своего Мастера.

- Мне очень жаль, - услышала я свои слова.

- Не передо мной тебе надо сожалеть, Анита. Перед ним.Вернись домой и проси его прощения, упади к его ногам и укрепи его силу.

Я закрыла глаза, потому что сейчас мне хотелосьдействительно одного - просто кивнуть и согласиться. Я не сомневалась, что чарывыветрятся еще до возвращения в Сент-Луис, но если объединить Жан-Клода и этуженщину в одну команду, то мне конец. Даже сейчас я была рада, что он за сотнимиль, потому что я кивнула, не открывая глаз.

Она приняла этот кивок за согласие.

- Очень, очень хорошо. И если твой Мастер будет благодаренмне за помощь в этом деле, пусть со мной свяжется. Я думаю, мы можем прийти квзаимопониманию.

В меня просочилась струйка страха - я ощутила это впервые стого момента, как она в меня вторглась. Я смотрела на нее сквозь вуаль ее силы- и боялась этой женщины.

Она прочла мое состояние.

- Ты и должна всегда бояться богов, Анита. Если бы небоялась, была бы дурой. А ты не дура. - Она посмотрела мимо меня на Рамиреса. -Кажется, я помогла вам всем, чем могла, детектив Рамирес.

- Анита? - спросил он.

Я кивнула:

- Ага. А сейчас пора заехать к Ники Бако.

- Если Ники нам врал, то врал и вожак стаи, - сказал Эдуард,- потому что подтвердил, что Ники говорит правду, будто не знает, где монстр.

- Если Ники подобной силой может делиться со стаей, то язнаю, почему стая нам врала.

- Вервольфы станут драться за Ники, - сказал Эдуард.

Мы переглянулись.

- Если полиция ворвется туда силой, будет кровавая баня. - Япокачала головой. - Но какой у нас выбор?

- Ники в баре нет, - сказал Рамирес.

Мы повернулись как на пружинках и спросили хором:

- А где он?

- В больнице. Кто-то его здорово отделал.

Мы с Эдуардом переглянулись и оба улыбнулись.

- Тогда возвращаемся в больницу.

- В больницу, - согласился Эдуард.

Я посмотрела на Рамиреса:

- Тебя это устраивает?

- Ты можешь доказать то, что говорила о Бако? - спросил он.

- Да.

- Тогда ему светит смертный приговор. И он об этом узнает. Явидел Бако на допросах. Он крепкий орешек, и он знает, что ничего не выиграет,а потерять может все, если скажет правду.

- Тогда надо найти что-то, чего он боится больше смерти наэлектрическом стуле.

Я не могла с собой справиться - обернулась и посмотрела наИтцпапалотль. Встретилась с ней взглядом, но в ее глазах больше не было тяги.Ее собственная сила защитила меня от нее. Ни звезд, ни бездонной ночи - простотемное знание, о чем я думаю, и ее одобрение моего плана.

- Мы ни на что незаконное идти не можем, - заявил Рамирес.

- Ну конечно! - поддержала я.

- Анита, я серьезно.

Я посмотрела на него, и он вздрогнул, встретившись со мнойвзглядом.

- Разве я могу тебя так подставить?

Он пытливо всматривался в мое лицо. Так иногда я гляжу наЭдуарда или на Жан-Клода. И наконец он сказал:

- Я не знаю, что ты можешь сделать.

Хорошо ли, плохо ли - но это была правда.

Эдуард вытащил из "бардачка" темные очки ипротянул их мне перед тем, как мы вошли в больницу. У меня глаза не стали ещенормальными, хотя я знала, что эффект уже начал спадать, потому что черный цвети блеск моих глаз стали меня тревожить. А это был хороший признак.

Ники Бако лежал не в отдельной палате, и полиция переместилаего соседа в другую палату. Он лежал на вытяжении и никуда не собирался. Вкровати он казался меньше, чем мне помнилось. Нога, которая была так грубоизломана, белела в гипсе от пальцев до тазобедренного сустава. Система блоков ишнуров поддерживала ее приподнятой под непривычным углом, который должен былчертовски сказываться на спине.

Рамирес допрашивал Ники почти тридцать минут и ни к чему непришел. Мы с Эдуардом наблюдали за спектаклем, прислонясь к стене. Но Никисделал именно то, чего мы боялись: с ходу просек ситуацию и возможныепоследствия. Помирать он не хотел, так чего ради помогать нам?