Тупиковое звено - Полина Дельвиг

— Во Францию, разумеется.

— А что мне остается делать? Конечно, полечу. — Полетаев принялся с грохотом расставлять тарелки. — Не бросать же тебя на съедение волкам.

Уже пристегиваясь ремнем безопасности, Даша посмотрела в иллюминатор. Недалекий лес покрывала белесая дымка. Что-то бесконечно грустное было в этом лесе, как в глазах близкого человека, с которым прощаешься навсегда.

— Странно… У меня такое чувство, что обратно я вернусь совсем в другом качестве.

— Ты это в положительном смысле или в отрицательном? — пробурчал подполковник.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну — на белом коне или в цинковом гробу?

— Не знаю… — Даша тихо вздохнула. — Что-то меня беспокоит, а что, не пойму.

Полетаев покосился на соседку с плохо скрываемым раздражением.

— У тебя внутри просто какой-то вечный двигатель. В чем опять ты сомневаешься?

— Никак не пойму, зачем же они все-таки убивали Скуратовых? — Она принялась грызть ноготь.

— Ты, кажется, уже отвечала на этот вопрос.

— Теперь я не уверена, что была права.

— А, ну это нормально. — Полетаев потрепал рыжие кудри. — Это твое естественное состояние. Главное, что через пару часов все закончится, и ты поведешь меня в ресторан обмывать или гонорар, или наследство. Все же я это заслужил.

— Да подожди ты со своим гонораром! — Даша отвела его руку. — Конкуренция Титаевским была не страшна — остались бы Скуратовы в живых или нет, значения не имело. Для них важнее всего было подчистить документы. Нет, здесь что-то другое. Существовал какой-то иной мотив.

Полетаев не выдержал.

— Ты меня уже умотала с этими мотивами! Я слышать о них больше не могу! Ощущение такое, что я все время на работе: там мотивы, здесь мотивы… Мне расслабиться негде! И зачем я с тобой связался… — Невзирая на табло, он полез в портфель за сигаретами. — Одна нервотрепка и убытки. Вон, экспертизу за свой счет провел. Зачем, спрашивается? Кстати, тебе результаты еще нужны или теперь можно их выбросить?

Даша оторвалась от иллюминатора.

— Результаты? Ну давай их сюда… Приложу к делу. Что, много потратил?

Полетаев махнул рукой.

— Ерунда. Привезу ребятам по паре сувениров и…

— Я сама куплю: моя же просьба.

— На, держи. — Подполковник достал из портфеля прозрачную папку. — Кстати, ты так мне и не рассказала: у кого зуб-то вырвала?

— Какая теперь разница?

— Просто интересно, где ты за полчаса столько родственников для анализа умудрилась откопать. В Москве-то у тебя, практически, никого не осталось.

Не переставая удивляться занудству подполковника, Даша дернула плечом:

— По-твоему двое — это много?

— Двое? — Рука Полетаева застыла на папке. — Как это — двое?

— Ну так. Я и папа. А что?

Подполковник смотрел на папку, будто опасаясь, что из нее сейчас полезут змеи.

— Странно… Эксперт утверждает, что тут несколько больше.

— Ну да, — сообразила Даша. — Богдан-то формально тоже мне родственник.

— Да не в Богдане дело. Вас тут не трое родственников. Четверо.

— А?

Самолет загудел и медленно покатился по взлетной полосе. Даша почувствовала, как ослабли ноги. Она протянула руку к папке.

— Сколько ты сказал?

— Четверо. — Полетаев по-прежнему придерживал папку рукой. — А ты сколько думала?

— Я же сказала — трое. Это вместе с Богданом.

— Кто были остальные двое?

— Ты… — Даша сглотнула. Полетаев изменился в лице.

— Забудь об этом. Кто еще?

— И… Филипп.

— Филипп?!

Некоторое время попутчики ошарашенно смотрели друг на друга. Неожиданно подполковник рассмеялся.

— Вот тебе и мотив! — Он хлопнул себя по колену. — Я так и знал, что это он. Только после покушения засомневался. Нет, вы посмотрите, какой артист! Получается, он сам в себя стрелял как только сообразил, что я его подозреваю. Ну и родственнички у тебя — сплошь жулики и убийцы!

— Так ты и вправду его подозревал? — тихо спросила Даша.

— Да с самого начала! И, как мог, пытался от тебя изолировать. Теперь тебе понятно, почему наследники погибали именно в такой последовательности? Ты их находила, а он их убивал.

— Но… это не возможно. Филипп совершенно не такой человек. — Даша подняла полные слез глаза. — Я никогда не поверю, что он может кого-то убить.

— Как видишь, смог.

— А я не верю! — Даша упрямо тряхнула рыжими кудрями. — Зачем ему это было надо?

— Ты насчет мотива? — злорадно прищурился Полетаев. — Так здесь он такой, что и сомневаться-то грех. Этот мотив посильнее всякой корысти будет. — Сунув сигарету в рот, он принялся искать по карманам зажигалку. — Твой милый Фи-фи, судя по всему, прекрасно знал тайну своего происхождения. Знал, но никак не мог понять, почему же родная мать выдает его за приемного. Так бы он и мучился этим вопросом всю оставшуюся жизнь, да только напоролся на фотографию брата своей мамаши. Ту самую, которую подсунули через Белова Гончарук-Маневичи. Он, дурачок, обрадовался, побежал с радостной вестью к мамаше, и тут вдруг оказалось, что сиятельная баронесса не просто не хочет признавать его своим сыном, а напротив — готова немедленно отдать все свое состояние и любовь первому попавшемуся, но законному Вельбаху. Как только Кервель это понял, он пошел на убийство. И ты знаешь, по-своему он прав.

— Не может быть. — Даша кусала губы. — Этого не может быть. Почему же тогда он не убил Богдана?

— Потому что ты же сообщила ему, что Богдан не законный наследник. И, стало быть, ему не конкурент. Более того, сейчас месье Кервель потирает руки и с не меньшей радостью, чем ты, предвкушает сцену их разоблачения.

Бледный лоб племянницы француза перерезала глубокая морщинка.

— Ты в самом деле так думаешь?

— Я в этом просто уверен. — Полетаев, наконец, дождался, пока погаснет табло, и щелкнул зажигалкой. — Хотя лично мне будет интересно наблюдать за тем, как поведет себя твоя бабуля. Интересно, как дворяне выкручиваются из таких ситуаций?

Даша раздраженно откинула волосы назад.

— Лицемерка. Всю жизнь корчила из себя благородную барышню! А сама нагуляла ребенка и даже ему признаться в этом не смогла. Бедный Филипп, как же он должен был себя все это время чувствовать!

— Полагаю, не лучшим образом. — Полетаев с наслаждением выдохнул густую струю дыма. — Вот она — благодатная почва для преступления. Не зря говорили: семья — первичная ячейка общества. Все начинается именно с семьи.