Дух Зверя. Книга первая. Путь Змея - Анна Кладова

из “ставших душными” стен. Лично я думаю, что она просто решила убежать подальше от людей, чье боязливое любопытство стало особенно докучать ей после первых родов. Рожала она страшно. Плод пошел раньше срока, и, хоть она и утверждала, что для нее это было нормально, я в это не верил. Крики ее, что доносились из бани, заглушали даже рев снежной бури. Повитуху она к себе не пустила, мужа выгнала взашей, затворилась в мыльне и кричала так, что кровь шла ухом. Дарим рвался к ней, рыдал от неведомой мне боли, ломился в запертые двери, но что-то не пускало его, какой-то незримый барьер удерживал спятившего от страха брата за порогом бани, на лютом морозе и холодном ветру. А потом пришел он — юноша, белый, как снег, тонкий и высокий, как тростник, с глазами без радужки, что, словно два блюдца, были полны искристого лунного света. Впервые видел я оракула так близко живьем и, честно признаюсь, представлял его себе совсем не таким. Запертая дверь раскрылась перед ним как по волшебству, он вошел, и все стихло, даже буря за окном смирила свой гнев, а воздух вдруг наполнился чистой мелодией. Я ни разу не слышал подобной музыки: там был и плач дикой птицы над побережьем, и мерное дыхание морской пучины, и звон ручья меж каменных глыб, и бег облаков под свободным крылом. А потом музыка стихла, и началась песня без слов, сначала тихая и как бы вкрадчивая, вопрошающая, потом все более громкая, настойчивая и в то же время радостная, покуда не вплелся в голос, ставший могучим и даже свирепым, звонкий крик новорожденного. Второго мы не услышали, лишь почувствовали боль от неразличимого нашему уху звука. Спустя некоторое время оракул вышел из бани и заговорил с Даримом, протягивая ему странной формы дудку из красного дерева с золотым полустертым рисунком под растрескавшимся лаком.

— Отдашь последнему, что будет похож на девочку, — он устало провел рукою по растрепавшимся волосам. — Ольга не должна знать, что я был здесь. Нет. Она не вспомнит, что я принимал роды. Будь рядом, когда она придет в себя и … охрани свою дочь, брат Белая Чайка, — и после этих слов исчез бесследно, будто растаял. Я не понял и половины из того, что он сказал, но Дарим сделался задумчив и беспокоен. Он велел мне спрятать инструмент, а сам пошел к новоявленной матери. Брат отнес жену в спальню, а деток — мальчика и девочку — уложил рядом с ее кроватью в одной колыбели. Взглянув на них, я понял, почему повитуху не допустили к таинству рождения первенцев Великого Духа.

Они были совершенно не похожи — эти якобы близнецы. Мальчик имел неестественно черную кожу с рыжими и белыми подпалинами, ярко желтые птичьи глаза, огромные на пухлом личике, и мягкий пушок песочного цвета на темени. Девочка же вообще оказалась оракулом. Белая, будто полнилась светом изнутри, кожа, белые, без зрачков, глазенки, вот только волосики на маковке были темными, почти черными. Странно знакомым показался мне разрез этих лучащихся бельм.

Спустя час Ольга очнулась. Испуганный голос метался среди притихших стен, звал мужа, всею своею интонацией говоря о страхе уставшей женщины. Испуг ее был вызван одной странностью.

— Дарим, милый, я не вижу! Не вижу обычным зрением! Не могу перестроиться! Змей не отпускает мой взор!

Ее глаза, обычно красивые и завораживающие, теперь полыхали, словно два факела в полумраке комнаты. Я невольно содрогнулся, поймав на себе их взгляд, слишком жутким и потусторонним казался мне этот свет. Ольга начала плакать, не в силах унять свой страх. С нею заревели и потревоженные дети. Будто вспомнив о них, она спохватилась, велела принести малышей.

— Чистые сгустки света, — умиленно шептала она, утирая слезы, — потоки живой силы без каких бы то ни было примесей цвета. Опиши их, Белян.

Я был напуган, мой голос дрожал, и она, чувствуя это, а, возможно, видя мой страх своим нечеловеческим взором, хмурилась, строго поджав губы. Вслушиваясь в мой нерешительный лепет, она смягчилась и даже улыбнулась.

— Соколик родился, — она поднесла сына к груди, — имя тебе будет Родимир, хранящий мир.

Когда же я начал говорить о девочке, Дарим крепко сжал мою руку и покачал головой.

“Осторожно, брат!”

— Оракул? — она удивленно вскинула брови. — Белоглазое дитя, Белая Чайка с темными волосами… — теперь настала очередь дочери отведать материнского молока. — Что ж, видящая иначе, имя тебе будет Ниява, не узревшая яви.

О какой опасности предупреждал меня брат, я понял только спустя шесть лет, когда дети подросли и встали на ноги. Дарим уже поставил избу в двух верстах от Толмани, там, где Жила делала петлю, усмиряя свой ток. Суша на том благодатном месте вдавалась в стремнину каменистым мысом, на котором шумела березовая роща. Сейчас, когда я пишу эти строки, на месте диких белоствольных красавиц цветет яблоневый сад, питаемый водами реки, и стоит большой дом, настоящие боярские хоромы. Тогда же мы впятером жили в одной горнице, только-только начиная обзаводиться собственным подворьем. Итил, несмотря на его протесты, был оставлен с младшим братом Малютой в городе, перенимая в наследование дедовское ремесло от старика Кузьмы. А Ольга, так и не прозрев, занялась врачеванием — искусством, в котором не было равных Великому Змею. Повязав глаза, чтобы не пугать людей, она ездила по городу и окрестным деревням верхом на сером мерине по кличке Волк, собирала травы и коренья, исцеляла недуги и латала дыры в бренных людских телах. Прямая, совершенная посадка ее на конской хребтине без седла, темная лента на лице с вышивкой в виде ока, богатая узором рубаха и драгоценный головной убор с изумрудами, что не скрывал тугие темные косы замужней женщины — все это давало повод людской молве для скверных и мистических, боязливых и восхищенных россказней. Ее почтительно звали ведьмой; страшась — духом Жилы, хранительницей земли; злобствуя — распутницей и колдовкой. Но никогда люди не отказывались пустить слепую ворожею в дом к хворым, даже зная о том, что она может как взять, так и возродить чужую жизнь, верили, будто она своими незрячими очами провидит судьбу, и не подозревали о ее способности смотреть не только через повязку, но и сквозь стены. В слухах была доля правды, и даже я, увидев ее верхом, замершую над рекою в единстве неподвижности со своим конем, на миг помыслил, что вот он — Великий Дух, объезжающий свои владения, суровый и бескомпромиссный носитель истины, великая сила в бессмертном теле.

Змея