Гражданин Бонапарт - Николай Троицкий

В Петербурге и вообще в России великодушие первого консула Франции к русским военнопленным произвело самое благоприятное впечатление. Не сразу и не везде, но отчасти стало меняться к лучшему и восприятие россиянами Наполеона как личности. В августе 1800 г. петербуржцы узнали, что русский художник написал картину, «изображающую момент, когда Бонапарт устремился на мост у Лоди» (должно быть, художник имел в виду Аркольский мост), а «императрица (Мария Федоровна, супруга Павла I. - Н. Т.) купила картину за 600 рублей»[1489].

Что касается самого императора Павла, то он был прямо-таки пленен рыцарскими жестами Бонапарта, которого еще недавно называл «корсиканским узурпатором», и, недолго думая, из врага обратился в его поклонника, тем более что ему импонировал порядок, наведенный Бонапартом во Франции. Самодержец всея Руси выставил в своем дворце напоказ бюст первого консула Французской республики и (по воспоминаниям кн. М. А. Нарышкиной) всякий раз, когда проходил мимо, снимал перед ним шляпу и говорил приближенным: «Салютуем самому великому генералу современности!»[1490] На дворцовых приемах император пил за здоровье первого консула и говорил о его «добродетелях», довольный тем, что «он делает дела, и с ним можно иметь дело»[1491].

Так была подготовлена почва и положено начало сближению республиканской Франции с царской Россией. Но обеим сторонам предстояло преодолеть немало затруднений, связанных с различием не только социального и государственного устройства двух великих держав, но также и с их политическими особенностями, традициями, предпочтениями. Здесь надо отдать должное Павлу I. Он тоже, как и Наполеон, смог оценить взаимные выгоды союза России с Францией, несмотря на все различия между ними, и противостоять антифранцузскому давлению как собственных, так и зарубежных политиков. В то же время внутри страны проанглийски настроенные сановники со своими приспешниками делали все, чтобы не допустить сближения с Францией. 9 сентября 1800 г. вице-канцлер Н. П. Панин[1492] подал императору докладную записку о том, что интересы и долг Российской империи требуют оказать немедленную военную помощь «Австрийской монархии, находящейся на краю пропасти»[1493]. Фанатичным англоманом был российский посол в Лондоне С. Р. Воронцов, без устали пытавшийся заодно с Ч. Уитвортом склонить Павла I к единению с Англией. В этом рвении Воронцову и Уитворту всемерно (главным образом интригами) помогали три брата Зубовых - Платон (последний, 20-й по общепринятой хронологии, фаворит Екатерины II), Николай (зять генералиссимуса А. В. Суворова, один из убийц Павла I) и Валериан, а также их сестра О. А. Жеребцова, любовница Уитворта. Этой особе уместно посвятить отдельный абзац[1494].

Ольга Александровна Жеребцова, урожденная Зубова (1766 — 1849), была вдовой генерал-поручика А. Г. Жеребцова, убитого в несчастной для русских войск битве под Бергеном в Голландии 19 сентября 1799 г. «Красавица, одаренная необыкновенным умом и мужским характером, - такой она была по словам А. И. Герцена, который был наслышан о ней и лично познакомился с нею, уже 70-летней, при Николае I. У нее собирались заговорщики, она подстрекала их, через нее шли сношения с английским посольством»[1495]. Перед самым убийством Павла I, уже заподозренная полицией, она успела бежать за границу, поселилась в Лондоне, блистала там «в замкнутом и недоступном обществе английской аристократии. Принц Валлийский, т. е. будущий король Георг IV, был у ее ног... Пышно и шумно шли годы ее заграничного житья, но шли и срывали цветок за цветком», а вместе со старостью, когда она вернулась в Россию, «началась для нее пустыня, удары судьбы»: ее сын погиб в Бородинской битве, а дочь рано умерла; правда, внучка ее удачно вышла замуж за шефа жандармов А. Ф. Орлова[1496].

Обратимся теперь к давлению на Павла I (против союза с Францией) извне. В этом больше всех старались преуспеть верхи Австрийской империи, дважды (в 1797 и 1800 г.) разгромленной Наполеоном. Ее министр иностранных дел Л. Кобенцль униженно, через российского посла в Вене С. А. Колычева, домогался у Павла I «восстановления доброго согласия» и «тесного союза двух императорских дворов»[1497]. Английское правительство пыталось воздействовать на Павла с большим достоинством и с чисто иезуитским коварством. А. 3. Манфред проследил по материалам Архива внешней политики России, как английская дипломатия, предвкушая скорый захват Мальты, на которую претендовал и Павел I - Великий магистр Мальтийского ордена, лицемерно внушала Павлу для отвода глаз, что Англия не имеет никаких видов на... остров Корсику и что «завоевание Корсики имело бы большое значение для Его Императорского величества»[1498]. «То был “дар данайцев”, - комментировал такую любезность Англии за чужой счет А. 3. Манфред. ― “Великодушно жертвуя” то, что ему не принадлежало, “предлагая” вместо Мальты французскую Корсику (родину Наполеона! - Н. Т.), британское правительство надеялось, если бы Россия попалась на эту удочку, навсегда поссорить ее с Францией»[1499]. Однако Павел на эту «удочку» не попался. Очень помог ему в этом Наполеон.

Для первого консула ключевой приоритет его внешней политики был тогда однозначен: «Договор с Россией, которая должна стать главным и естественным союзником Франции», ― так формулировал его по заданию Наполеона Талейран[1500]. Н. П. Панин и Ф. В. Ростопчин подали российскому императору записки с противоположными рекомендациями. Если Панин выступал за союз с Австрией и Англией, то Ростопчин, подчеркнув искреннее стремление лидера Франции к миру («Истина сего доказывается всем его поведением»), крайне негативно оценил «алчность и дерзость» Англии: «Так, она вооружила попеременно угрозами, хитростью и деньгами все державы против Франции (Павел I здесь оставил пометку: «И нас грешных!» - Н. Т.) и выпускала их на театр войны единственно для достижения собственной цели»[1501]. Вывод Ростопчина категоричен: необходим союз России с Францией. 2 октября 1800 г. Павел I одобрил эту записку («Дай Бог, чтоб по сему было!»[1502]), а Панина уволил в отставку. Теперь сближение между Россией и Францией пошло в ускоренном темпе. Первым практическим шагом с российской стороны стала миссия Спренгпортена.