Чужак в стране чужой - Роберт Хайнлайн

– Чушь! Я просто не мог выбрать наиболее подобающий образ действий.

– Это вы, уважаемый, городите полную чушь! Нет, Бен, ты прекрасно знал, что тебе подобает делать, но боялся – боялся, что на тебя посмотрят как на идиота… или что вид этих обнаженных красоток вызовет у тебя галантный рефлекс. Только как-то мне грокается, что у Майка были очень серьезные причины завести такие порядки – Майк ничего не делает без причины.

– Да, конечно. Джилл просветила меня на этот счет.

Бен все еще судорожно цеплялся за свои трусы, набираясь смелости сделать решительный рывок, когда теплые, мягкие руки обвили сзади его талию.

– Бен, милый! Какая радость!

Через мгновение он уже сам сжимал Джилл в объятиях, усеивал поцелуями ее прекрасное, запрокинутое кверху лицо – и тайно благодарил судьбу, что так и не успел раздеться до конца, удержал последнюю линию обороны. Джилл рассталась со своей недавней ролью и, соответственно, поменяла «наряд Евы» на такую же, как у всех прочих жриц, мантию; впрочем, это ничуть не мешало Бену остро ощущать теплую, податливую упругость ее тела.

– У-ф-ф, – судорожно выдохнула Джилл, прервав поцелуй. – А ведь ты, котяра помоечный, и представить себе не можешь, как я по тебе скучала. Ты еси Бог.

– Ты еси Бог, – с наигранным энтузиазмом повторил Бен. – Джилл, ты невероятно похорошела!

– Конечно, – кивнула Джилл, – у нас это в порядке вещей. Нет, Бен, как же все-таки я обрадовалась, увидев тебя на параде-алле.

– Парад-алле?

– Джилл имеет в виду, – объяснила Пэт, – заключительную часть службы, где она исполняла роль первоматери, прародительницы всего сущего. Ладно, ребята, мне пора бежать.

– Забываешь заветы, Пэтти. Никогда не спеши.

– Мне надо бежать, чтобы потом не пришлось спешить. Через несколько минут начинается урок, нехорошо, чтобы ученики ждали, а тут еще нужно уложить Пышечку спать. Бен, ты поцелуешь меня на прощание? Ну пожалуйста.

И Бен Какстон впервые в своей жизни поцеловал женщину, обмотанную огромной змеей. Он справился с этой задачей настолько успешно, что под конец самым настоящим образом забыл о присутствии Джилл – и даже Пышечки.

Затем Джилл поцеловала Пэтти и сказала:

– Попроси Майка, пусть потянет время, пока я не вернусь.

– Да, конечно. Пока, ребята, – улыбнулась Пэт и неторопливо ушла.

– Ну, смотри, Бен, какая она все-таки лапушка!

– Да. Хотя по первости я был несколько ошарашен.

– Грокаю. Не из-за татуировок и не из-за змей. Пэтти ошеломляет буквально всех, потому что у нее никогда не бывает сомнений, в любой ситуации она автоматически делает именно то, что нужно, – точно так же, как Майк. Пэт самая продвинутая изо всех нас, ей давно предлагали стать Верховной жрицей, а она отказывается принять посвящение. Говорит, что татуировки помешают ей при выполнении некоторых ритуалов, будут отвлекать внимание людей, а об их удалении она и слышать не хочет.

– Да и как можно удалить столько татуировок сразу? Скальпелем? Это ее убьет.

– Нет, милый, с этим-то как раз нет никаких проблем. Майк мог бы свести их быстро и абсолютно безболезненно, только ведь Пэт не считает себя вправе распоряжаться своими картинами, говорит, что она не хозяйка их, а хранительница. Ладно, хватит торчать в прихожей, пошли сядем. Дон сообразит нам что-нибудь на ужин – если я не поем сейчас, то останусь голодной до завтрашнего утра, а это никуда не годится, даже если у нас в распоряжении целая вечность. Ох, я не знала, когда тебя ждать, а ты приехал, как раз когда у нас дел невпроворот. Ну так скажи, какое у тебя создается впечатление? Дон говорит, что ты посетил внешнюю службу.

– Да.

– Ну и как?

– Майк, – вздохнул Какстон, – мог бы продать даже рыбе зонтик.

– Мог бы, но не станет, потому что это неправильно, ведь рыбам зонтики не нужны. Бен, я грокаю, что-то тебя беспокоит. Что?

– Ничто. А может, я сам не знаю что. Понимаешь, я в церковь не ходок, хотя ничего против церкви не имею. Ну, во всяком случае, против этой церкви. Просто я не грокаю…

– Я спрошу тебя еще раз, через неделю-другую. Это не к спеху.

– Через неделю меня здесь не будет.

– У тебя же есть в запасе готовые колонки.

– Три. Но я уеду гораздо раньше.

– А вот я думаю, ты задержишься здесь до последнего предела – и еще дольше. Надиктуешь несколько статей по телефону, скажем, про нашу Церковь. К тому времени у тебя пропадет желание куда бы то ни было уезжать.

– Сомневаюсь.

– Ждание преполняет. Ты понимаешь, что это никакая не церковь.

– Пэтти говорила нечто подобное.

– Вернее сказать, это не религия. В смысле юридическом и этическом Церковь Всех Миров является самой доподлинной церковью, а наше Гнездо – считай, монастырь. Однако мы не пытаемся привести людей к Богу, такая постановка задачи внутренне противоречива, на марсианском языке ее просто невозможно сформулировать. Мы не спасаем души, душу нельзя погубить. Мы не пытаемся вселить в людей веру, мы даем им не веру, а истину – учение, истинность которого они сами могут проверить. Истину, пригодную для использования прямо здесь и сейчас, истину обыденную, как гладильная доска, и полезную, как хлеб… настолько практичную, что она способна сделать войну и голод, ненависть и насилие такими же излишними, бессмысленными, как… ну, как одежда в Гнезде. Но сперва нужно освоить марсианский язык, ведь выразить эту истину по-английски, – улыбнулась Джилл, – так же невозможно, как и Пятую симфонию Бетховена. И это чуть ли не главная трудность – как найти людей, достаточно раскованных, чтобы верить своим глазам, и готовых не жалеть ни сил, ни времени на изучение трудного – очень трудного – языка. Но Майк не спешит. Он проверяет тысячи, отбирает из них немногих, затем принимает часть этих немногих в Гнездо и учит их. Когда-нибудь Майк натренирует нас до такого уровня, что мы сможем взять на себя руководство новыми гнездами, тогда процесс пойдет лавинообразно. Но спешить нельзя. Никто из нас, даже здесь, в Гнезде, не получил еще достаточной подготовки, ты согласна со мной, милая?

Бен поднял голову и вздрогнул, увидев прямо перед собой ту самую верховную жрицу, которая ассистировала Майку на внешней службе. Только теперь она была одета на манер Патриции – за вычетом татуировок и змеи.

– Твой ужин, брат Бен, – улыбнулась Дон, протягивая ему тарелку. – Ты еси Бог.

– Ты еси Бог. Спасибо.

Дон поцеловала Бена в губы, сходила за едой для себя и Джилл, села на диван и весело прощебетала:

– Да, мы еще не готовы. Но ждание преполнит.

Бен не сразу сообразил, что это – несколько запоздалый ответ на вопрос Джилл. Дон сидела справа от него и, к сожалению, слишком близко, что не позволяло толком изучить ее божественное телосложение. Божественное? Эта грудь вызвала бы черную зависть у любой из античных богинь.