Две королевы - Джон Гай

За все годы, проведенные в неволе, у Марии не отмечалось практически никаких признаков острой перемежающейся порфирии, которой, по мнению некоторых врачей, она страдала[98]. Ее болезни были обусловлены по большей части малоподвижным образом жизни, стрессом и депрессией. Спасаясь от меланхолии, Мария носила аметистовый перстень, который, как она утверждала, обладает магическими свойствами «contre la melancholie» (против меланхолии). Своему послу в Париже она писала, чтобы он достал «митридат», вещество, которое, по слухам, служило универсальным противоядием и мгновенно излечивало болезни. Она просила его найти «частицу рога единорога высшего качества, поскольку я очень в нем нуждаюсь». Рог единорога был дорогим мошенническим снадобьем, пользовавшимся особой популярностью среди королевских особ того времени. У Генриха VIII всегда имелся его запас в виде мазей и бальзамов. На самом деле снадобье изготавливали из рога носорога или бивня нарвала, но приписывали ему чудодейственную силу.

Мария очень хотела вырваться из замкнутого пространства, понимая, что будет чувствовать себя гораздо лучше. Впервые она попросила разрешения поехать на воды в Бакстоне в 1572 г. Целительные свойства тамошних горячих источников были известны еще со времен Римской империи. Роберт Дадли, граф Лестер и другие придворные регулярно посещали курорт, что создавало в городе космополитичную атмосферу и удовлетворяло желание Марии попасть в более широкий и изысканный мир. По иронии судьбы она дважды сталкивалась там с Лестером, наконец увидев все еще влиятельного фаворита Елизаветы, которого та почему-то предложила ей в мужья. Существовала также вероятность встретиться с самой Елизаветой. В июле и августе 1575 г., когда летнее путешествие английской королевы привело ее в центральные графства и затем в Стаффордшир, двух «сестер» и «кузин» разделяло лишь несколько миль. Елизавета не рискнула встретиться с Марией, поскольку всегда боялась проиграть в споре. Узнав, что Мария приехала на воды, Елизавета поспешно изменила свои планы.

В период с 1573 по 1584 г. Мария не одно лето провела в Бакстоне. Ей так нравилось на курорте, что заботливый Шрусбери построил для нее уединенный дом. Поначалу он не хотел отпускать Марию на воды — из соображений безопасности. Зачем ей горячие источники, если она и так регулярно принимает ванны с травами и даже использует дорогое белое вино в качестве тоника для лица? Просьбу Марии передали Елизавете, которая адресовала ее Сесилу, а он, в свою очередь, Тайному совету, откуда она снова вернулась к королеве. Пока тянулась эта бюрократическая процедура, Марию перевезли в Чатсуорт, на пути в Бакстон, где в конечном счете и было получено разрешение.

Посетители курорта пили воду из источников — несколько пинт в день — и принимали ванны. После омовения они играли в разнообразные игры или отдыхали в хорошо оборудованной купальне (она тоже принадлежала Шрусбери), которая функционировала как отель на тридцать номеров. В большом зале вокруг горячих источников были расставлены кресла и «каминные трубы для сушения одеяний рядом с купальней, и прочие необходимые вещи самого достойного качества». Мужчины развлекали себя игрой в кегли или стрельбой из лука, а женщины — игрой в шары, которая называлась «Попади в мадам». Мария была бы не прочь пообщаться с другими отдыхающими, но ее старались держать в изоляции. Однако Марии иногда удавалось поговорить с кем-нибудь из гостей. В те периоды, когда в Бакстоне было многолюдно, ее увозили осматривать известняковые пещеры по соседству или ограничивали ее перемещения домом и садом.

В первые десять лет своего заточения Мария много времени посвящала вышиванию и беседам с Бесс из Хардвика. Как докладывал Шрусбери, Мария виделась с Бесс каждый раз, когда «сидела за вышиванием, что доставляло ей большое удовольствие». Бесс, одна из четырех дочерей мелкого дворянина, была на двадцать лет старше Марии, но стремилась общаться с королевой. Историк XVIII в. Эдмунд Лодж описывал ее как «женщину с мужским умом и поведением, гордую, неистовую, эгоистичную и черствую». Кроме того, она очень любила оформлять интерьеры и использовала свои отношения с Марией, чтобы получить доступ к редким шелкам и дорогим тканям из Франции. Они сидели и вышивали вместе со своими слугами и компаньонками — иногда несколько дней или даже недель подряд. Некоторые их работы и теперь выставлены в Хардвик-Холле и Оксборо-Холле.

В 1574 г. Бесс удачно выдала свою дочь, Элизабет Кавендиш, за младшего брата Дарнли, Чарльза, который приходился Марии деверем. У Бесс были претензии на королевский престол, что вызвало сильное недовольство Елизаветы и ее многострадального мужа, которого она не удосужилась проинформировать об обручении падчерицы и который неожиданно для себя оказался объектом гнева Елизаветы. Этот брак вызвал охлаждение в отношениях Марии и Бесс, поскольку его династическая подоплека была очевидна. Но примерно до 1577 г. они продолжали вышивать вместе. Мария до конца жизни получала удовольствие от этого занятия. В поисках узоров она листала книги с эмблемами, а великолепные гравюры Конрада Геснера с изображением птиц, животных и рыб предлагали широкий выбор сюжетов, соответствовавших ее художественному вкусу и любви к домашним питомцам. Она вышила как минимум три рисунка из второго издания его «Рисунков животных»: кота, феникса и тукана — последнюю вышивку Мария назвала «Птица из Америки». Она также скопировала дельфина из книги Пьера Белона «Природа и разнообразие рыб», изданной в 1555 г.

Мария сначала рисовала контуры на основе, намечая рисунок мелом, а затем выбирала цвета. После этого она вышивала по рисунку шелком и цветной шерстью — работа занимала от недели до трех месяцев. Закончив вышивать, она добавляла к своей работе — всегда превосходного качества — символ «MR» или монограмму на основе греческой буквы «Μ»[99]. Но вышивала Мария не просто для того, чтобы убить время: работа давала выход ее своеобразному чувству юмора. Темы ее вышивок могут показаться невинными, но в них зачастую скрывался более глубокий, крамольный смысл — для тех, кто понимал.

Небольшая армия раболепных поэтов и художников старалась польстить Елизавете, изображая ее в образе звезды, солнца или луны, а Мария с удовольствием вышивала затмения. «Кошка» в исполнении Марии была не просто репродукцией рисунка черно-белого домашнего кота из книги Геснера. У кошки — а это, вне всякого сомнения, была кошка, — вышитой нитками рыжего цвета (намек на легендарные рыжие волосы Елизаветы) на голове была золотая корона, и она внимательно следила за мышью; в оригинальном рисунке Геснера эти детали отсутствовали. Мария несколько раз сравнивала себя с мышью, а Елизавету с кошкой, которая наблюдала и ждала подходящего момента для прыжка. Феникс в версии Марии представал эмблемой ее матери, а теперь и ее собственной — с короной и инициалами «MR» по обе стороны головы. Точно так же, дельфин был не просто морским млекопитающим, а каламбуром, обыгрывающим слово «дофин», эмблемой ее первого мужа, Франциска II, а также напоминанием о королевском статусе самой Марии.

Одна из работ была посвящена более опасной теме: стенная драпировка, на которой изображена спускающаяся с небес рука с садовым ножом, которая срезает виноградную лозу, и девиз «Virescit Vulnere Virtus» («Доблесть крепнет от ран»). Девиз мог указывать на возмущение Марии тем, как с ней обращается Елизавета, или сигнализировать о решимости выжить, несмотря ни на что. Скорее всего, эта двусмысленность была намеренной.