Цель номер один. План оккупации России - Михаил Антонов

Особенно хороши якутские оазисы-аласы [луга, образовавшиеся посреди тайги].

На аласе одно или несколько рыбных озер, где охотно расселяется водоплавающая дичь. Тайга богата крупным и мелким зверем, птицей, ягодами, грибами. Здесь все как бы уготовано для жизни человека. И якуты с незапамятных времен обживали аласы небольшими поселениями наподобие хуторов. Пастбища на аласе, водопой из озер позволяли содержать значительное количество скота, лошадей, заниматься земледелием… Считалось нормой подкормить зверя, чтобы не покидал свою территорию… Выработанные веками гуманные нормы охоты и рыболовства негласно, но очень жестко регулировали промысел… Словом, на аласе человек и природа взаимодополняли и обогащали друг друга, достигали той гармонии, истинное значение которой человечество только-только начинает осознавать». Суть этой системы хозяйствования заключалась в создании некоего подобия «вечного двигателя»: алас обеспечивал возможность обеспеченной жизни людей среди неоскудевающей природы на вечные времена.

Увы, навязанный якутам в период индустриализации и «плюс химизации всей страны» стиль хозяйствования, привел к разрушению системы аласа. «Одурманенный бредовой идеей покорения, а не познания и сохранения природы, человек с каким-то злобным азартом принялся разрушать Север… с особой жестокостью расправляются с северной землей люди, выросшие в других природных условиях… Рожденная в Центре идея укрупнения деревень сгубила якутский алас. Крестьян из небольших поселений перевели в поселки на несколько тысяч человек. Общественный скот загнали в большие коровники на сотни голов каждый. Результаты новшества сказались сразу: из-за нехватки пастбищ резко сократилось поголовье скота в личных хозяйствах. Коровники стали отравлять почву и водоемы. Ближний лес пошел на дрова – «тайга отступила». Тяжелая техника для доставки кормов и воды изуродовала землю, лес». Разрушена не только система оленеводства, но и образ жизни коренных народов.

Делалось все это не по злому умыслу, а с убеждением, что отсталым народам Севера несут свет новой жизни и высокую эффективность экономики. Но эти «цивилизаторы» в глазах коренных жителей выглядели невежественными и тупыми варварами. Тех же северян, кто протестовал против насилия над природой и людьми, зачисляли в «буржуазные националисты» со всеми вытекающими из этого трагическими последствиями.

Сейчас уже нет смысла говорить о том, кто был виноват в разрухе, учиненной на Русском Севере. Нужно осмыслить уроки прошлого и заложить основы разумного хозяйствования на будущее. И тут может помочь следующий тезис Николаева: «Северный человек раздвинул границы своего миропонимания от аласа, урочища до планетарного масштаба». И этому новому миропониманию не грех поучиться остальному человечеству.

«Мы чувствуем, – продолжает Николаев, – что придет время, когда удастся в полной мере оценить и определить не только экономическую, но и нравственную стоимость нашего территориального пространства». В частности, надо взять на вооружение якутский опыт выделения резервных территорий – «этих естественных безотходных суперэкологических систем очистки природы, своего рода банков уникальных экосистем для очистки разрушенных человеком природных комплексов. Наши люди имеют естественное право на здоровую жизнь в гармонии со здоровой природой». Поэтому экологические преступления надо рассматривать как нарушение самых фундаментальных прав людей. И люди «всячески будут добиваться исполнения своих прав, ибо у них другого способа выжить не существует… Север должен получать только высокие, безотходные, экологически чистые космические технологии… Северные свалки должны исчезнуть, превратившись в полезное сырье для переработки». Вполне соглашаясь с последними тезисами, хотели бы только отметить, что их давно пора распространить на всю российскую экономику.

Не исключено, – полагает Николаев, – что северяне, обладающие уникальным опытом жизнедеятельности в экстремальных природных условиях, «со временем будут самыми подготовленными к жизни по модели устойчивого развития, имея традиционно высокую экологическую культуру, минимальные потребности, умение подчинять свои интересы общим интересам. Все это наиболее характерные черты будущей цивилизации, которой предстоит жить в равновесии с природой». Препятствием для ее наступления служит и «засилье в общественном сознании россиян стереотипов потребительства, невысокий уровень экокультуры масс». (При этом, как отмечают некоторые исследователи, именно в наши дни, вследствие навязанного нам господства рыночных отношений, русские стали едва ли не самым индивидуалистическим и подверженным эпидемии потребительства народом в мире.)

И все же Николаев убежден: «ради благополучия будущего необходимо пожертвовать эгоистическими устремлениями настоящего, пусть даже и в ущерб интересам сегодняшнего населения планеты. Футурулизация настоящего – неотложная необходимость нашего Времени, она должна органично войти в государственную политику, в систему образования и воспитания. Другого ведь не дано».

Да, проблема настолько острая, что в 2008 году даже Ватикан решил, что семи смертных грехов, установленных Библией, уже недостаточно для обуздания безнравственности и потребительской оргии современного общества, и он расширил этот перечень до двенадцати, включив в него и «загрязнение окружающей среды»[90].

НОВАЯ ЭКОНОМИКА И НОВАЯ ЭКОЛОГИЯ

Но, думается, всего сказанного выше недостаточно. В Новой России каждое хозяйственное мероприятие будет оцениваться и с точки зрения экологии, а требование утилизации продуктов производства станет универсальным. О том, как это будет выглядеть на практике, я писал (с некоторой публицистической заостренностью) в статье «Ни шагу вперед!», напечатанной 26 апреля 1997 года в газете «Подмосковье» № 16 (347). Читатель может убедиться, что она с того времени нисколько не утратила своей актуальности.

«Ни шагу вперед!», или Зачем нужны учет и контроль

«…грядущее столетие и выживание связаны в одно целое очень просто: перед человечеством с каждым годом все острее встает угроза исчерпания ресурсов, а перед ней шествует другая: мы потонем в море собственных отходов. (Главный парадокс заключается в том, что многие отходы содержат в себе ценные ресурсы).

Идея рачительного отношения к природе до сих пор была чужда цивилизации. Сам образ жизни предполагает как раз противоположные стандарты. Существенным прорывом в этом отношении стало появление пуританской идеологии в широком смысле как выражения духа германского (тоже в широком смысле) протестантизма. Родившись у обделенных дарами природы народов Северной Европы, она привела к культу умеренности и аккуратности в быту, когда чистый воротничок ценился выше дорогих кружев, а идеально начищенная медная посуда – выше золотой, к укладу жизни, где осуждаются вызывающая роскошь и воспевается труд. Но злокозненный человеческий ум выдумал культ престижных вещей, производство которых связано с расточительством в отношении природных ресурсов.

Все же экономный стиль вошел в самое существо протестантских народов, особенно немцев. Это качество они проявили широко тогда, когда у них была возможность сделать это в общеевропейском масштабе, то есть в короткий период торжества национал-социализма. Мы все знаем, как это выглядело: скажем, противника режима убивали в концлагере (что вообще-то не редкость в истории), но: его одежду – на склад (пойдет для бедных), кожу – на сумочки, а пеплом от сожженных трупов удобряли поля. И хотя мир был шокирован таким подходом, все же сама идея столь «экономного» отношения к ресурсам человечеству приглянулась. И нынешний этап развития цивилизации поставил перед жителями стран, отличающихся расточительностью, вопрос ребром: либо они поймут нынешнее состояние дел и смогут так перестроиться, чтобы вписаться в цивилизацию будущего (уже не столь далекого), либо над ними будет установлена международная опека со всеми вытекающими отсюда последствиями. Уже постепенно устанавливающийся новый мировой порядок – это отнюдь не идиллия «устойчивого развития», а жесткий контроль элиты наиболее развитых стран над остальным недостаточно разумным человечеством.