Затерянный в сорок первом - Вадим Мельнюшкин

Старшина замер, молча шевеля губами, то ли молясь, то ли ведя обратный отсчет. Рука без рукавицы, лежащая на рукоятке подрывной машинки, напряглась и побелела. Рядом с ним замер помощник, держа оголенный провод около клеммы аккумулятора. Для перестраховки старшина бросил сразу две подрывных линии, благо провода у нас хватало. Цепь зарядов была соединена детонирующим шнуром. Кроме того, электровзрыватели, подсоединенные к подрывной линии, стояли в нескольких местах по всей длине поезда, поэтому даже неоднократный обрыв шнура или несрабатывание части взрывателей не скажется на окончательном результате. А вот вторая линия зарядов, которая должна была поразить сошедшие с пути или опрокинувшиеся пассажирские вагоны, и срабатывающая с минутным, примерно, замедлением, могла ударить вхолостую. Ну, или, по крайней мере, не в полную силу.

– Давай! – Кошка крикнул и вдавил рычаг. Его помощник тут же опустил провод, я даже заметил искру в месте контакта.

Под колесами поезда мгновенно вспучились большие белые клубы – снег подняло ударной волной от распределенных по одному рельсу зарядов. Тяжелый бронированный состав продолжал двигаться, хотя и заметно замедляя ход, одновременно кренясь на левую сторону. Инерция бронепоезда была такова, что он, с выбитой из-под колес опорой, продолжал двигаться, отказываясь остановиться или упасть. Из-под вагонов уже летели комья мерзлого грунта, куски поврежденных взрывами рельсов и обломки дерева, а подчас и целые шпалы. Наконец, пролетев так метров тридцать пять – сорок, первый вагон рухнул на бок, разметав по полю платформы, что были прицеплены спереди. Те, в свою очередь, кувыркаясь, разбрасывали сложенные на них рельсы, шпалы и мешки с песком. Следующий вагон врезался в первый и бортом попытался влезть на своего собрата. Инерции уже не хватило, тем более что от удара первый опять прополз пару метров, и он замер, только слегка приподнявшись. Следующим был бронированный паровоз. Его массы хватило, чтобы сдвинуть кучу-мала еще на полметра. Четвертый и пятый вагоны просто рухнули на левый бок, а вот два пассажирских, имея меньшую массу, тоже заваливаясь на бок, все же попытались запрыгнуть на последний вагон бронепоезда. Первому почти удалось, тем более что его пихал в зад второй. Он стал налезать на броневагон, долез до половины, но вдруг соскользнул и рухнул в нашу сторону, закрывая собой хвост бронепоезда. Последний пассажирский тоже упал на бок, но как-то вяло, без огонька.

Зрелище было просто феерично, потому все наблюдающие за катастрофой хранили молчание. Вдруг вдоль искореженной насыпи вспухла еще череда взрывов, только слегка задев хвост состава. Это были заряды, заложенные с замедлителем. Как и пророчествовал старшина, толку от них оказалось не слишком много.

Слева и справа от меня начали вскакивать люди. Куда это они? А, ну да, в данный момент оказывать нам сопротивление некому. Возможно, через несколько минут ехавшие в поезде и очухаются, но пока есть возможность, следует сократить расстояние без предварительного обстрела. Конечно, двигаться будем по открытому полю, но раз пока не стреляют, то надо поспешить.

До насыпи было метров двести, и мы пробежали их достаточно споро. Сначала переохлажденные и застоявшиеся, точнее залежавшиеся, члены не давали двигаться быстро, но скоро разогревшись, мы притопили и были у вагонов не позже чем через пару минут. Поспели как раз к тому моменту, когда первый фриц полез наружу. В вагонах творилось черт-те что – крики, стоны, ругань, вой… Вылезающий немец, увидев нас, замер, а затем попытался сползти обратно. Выстрел откуда-то справа, и тот рухнул в снег.

И чего теперь с этими гансами делать? Броневагоны хотели, если не удастся вскрыть, просто поджечь, а если удастся, то сначала вытащить все наиболее ценное, а запалить уже после, что намного предпочтительнее. С десантом же намеревались устроить бой, естественно кровопролитный и, разумеется, для противника. Но вот противник нам так подгадил – воевать не собирается.

– Веденеев, – окликнул лейтенанта, который так же, как и я, стоял и не знал, что теперь делать, – усиль секреты на флангах. Поставь людей около входов в броневагоны, пусть пока никого не выпускают. А я сейчас с этими страдальцами побалакаю.

Подходить к вагонам было боязно, вдруг как шарахнут прямо через крышу – она и пистолетную пулю не удержит, не говоря уж о винтовочной. Пришлось блеснуть знанием немецкого языка.

– Эй, там, выходить без оружия. Раненых вытаскивайте сами. Если кто решит остаться, тех просто сожжем.

В вагонах возобновились крики, а стоны и вопли не прекращались и до того. Примерно через минуту из окна, теперь скорее люка, высунулся приклад винтовки с примотанным куском белой ткани.

– Комрады, не стреляйте. Мы сдаемся.

Вдруг во втором вагоне раздался пистолетный выстрел, еще один, затем автоматная очередь. Большинство стволов красноармейцев развернулось в сторону выстрелов.

– Эй, там, – из вагона кричали по-русски с заметным акцентом. – Какие гарантии?

– Гарантирую, что те, кто не сдастся, поджарятся.

– А которые сдадутся?

– Те еще поживут.

– Долго?

– Как получится. Тебе очень хочется понюхать, как твоя паленая шкура воняет?

– Зато кое-кого из вас, красных, на тот свет заберу.

– И много собираешься забрать, не видя, куда стреляешь? А вот нам видеть необязательно, сначала вагон свинцом нашпигуем, затем подпалим.

Могут, конечно, гранату бросить, да не одну. До бойцов добросят вряд ли, из лежащего-то на боку вагона, да через окна, а вот мне, не ровен час, достанется.

– У нас и гранаты есть.

Угу, умный.

– Как хочешь, – смещаюсь за броневагон. – Рота, приготовиться…

– Погоди, сдаемся мы.

– Выползайте, но без шуток, – и повторил то же по-немецки.

Полезли они не быстро – катастрофа, устроенная нами, оказалась тяжелым испытанием для хрупких человеческих организмов. Пока Веденеев следил за эвакуацией десанта, сам пошел вести переговоры с командой бронепоезда. Из четырех вагонов только три были полностью бронированы, четвертый имел только половину крыши. Во второй половине вагона ее не было – там смонтировали зенитную огневую точку, состоящую из трех пулеметов с максимовскими казенниками, на крайнем видно было клеймо тульского оружейного завода, но со стволами воздушного охлаждения. Здесь же недалеко лежали два немца. Один повизгивал, свернувшись в клубок, второй не подавал признаков жизни. Что интересно, ленты у пулеметов были не холщовые, а металлические. Они свисали из лентоприемников, а также валялись вокруг в огромном количестве вперемешку с зелеными деревянными то ли коробками, то ли ящиками.

Переговоры с запершимися внутри вагонов немцами были более продолжительными и менее конструктивными. В один из вагонов через амбразуру пришлось даже влить пару литров бензина и поджечь, прежде чем нам было продемонстрировано гостеприимство. Все это заняло больше получаса, после чего на вытоптанном поле, возле насыпи кое-как выстроились четырнадцать солдат и офицеров врага. Еще чуть больше двух десятков лежали в стороне. Даже в группе, что держалась на ногах, не меньше половины имели тяжелые травмы, в том числе и переломы. С лежачими, соответственно, еще хуже. И это из восьми десятков в общей сложности, что составляли десант и команду поезда.