Затерянный в сорок первом - Вадим Мельнюшкин

– Ну, не то чтобы вляпались, товарищ младший лейтенант госбезопасности, скорее так – попали.

– Не томи.

– Не знаю, насколько имею право… Хорошо, но будем считать, что все, здесь сказанное, это мои домыслы, и вообще я ничего не говорил. Согласен?

– А куда мне деваться? – старшина продолжал выжидательно смотреть. – Ну, да-да!

– Начать, наверно, придется издалека. Опустим, что органы безопасности, что государственной, что личные сильных мира сего, всегда были с военными на ножах. При царе офицеры считали зазорным, например, пожать руку жандарму. Я же начну с революции, точнее, с Гражданской войны. При формировании Красной армии чрезвычайно остро встал вопрос с командными кадрами. Ну, не готовили из пролетариев офицеров. Пришлось пойти на набор так называемых военных специалистов, среди которых были те, кто разделял цели пролетарской революции, но их, скажем так, было не большинство. Были те, кто пошел из-за того, что хотел есть сам и желал не допустить голодной смерти родных, но также существовало определенное количество врагов, пошедших на сотрудничество с целью нанести вред. Одной из целей, по сути главной, работы Чрезвычайной Комиссии в войсках было противодействие данным элементам. Естественно, враги часто склоняли к сотрудничеству разные несознательные элементы, которые так же попадали под чистку. Соответственно были случаи, когда выбранные меры противодействия были не совсем адекватны содеянному. Вы меня понимаете?

– Понимаю. Лес рубят – щепки летят.

– Примерно так. С окончанием войны борьба эта утихла, но не прекратилась совсем. А затем поднял голову троцкизм. Работать стало гораздо труднее, так как враг теперь скрывался среди того же класса, что являлся движущей силой пролетарской революции, тем более что он мог быть заслуженным бойцом, сейчас затаившимся и готовым нанести удар в спину. Опять остро встал вопрос о выживании Советского государства. Перед органами внутренних дел вопрос был поставлен партией жестко, вот они и приняли жесткие меры. Некоторые излишне жесткие, за что часть работников внутренних дел также позже поплатились.

Это ты, старшина, излишне обтекаемо заявил. Чистки конца тридцатых это нечто. Что происходило на самом деле, вероятно, смогут ответить только ученые-историки неблизкого будущего.

– Частично многие перекосы были исправлены, но отношение к комиссариату в армии стало сильно негативным. Со временем данная ситуация, конечно, исправится, ведь мы делаем общее дело – вместе строим коммунистическое общество. С началом войны на армию легла огромная ответственность, фактически теперь от нее зависит судьба Родины. В то же время многие командиры, хотя на их подготовку страна тратила немалые ресурсы, оказались не готовы к войне, а часть просто трусы и паникеры. Дело бывших генерала армии Павлова и генерал-майора Климовских это показало во всей непредвзятости. Хотя они были расстреляны за трусость и потерю власти, сначала им ставился в вину антисоветский заговор, но партия указала на ошибочность такой трактовки, что все равно трусов и паникеров не спасло.

О Павлове Константин слышал, но не слишком много интересовался советскими военачальниками. Если таких людей начали пускать в расход, да не по политической линии, то это что-то да значит. Хотя, может быть, и ничего. Но уж очень здорово старшина шпарит, выдавая свои «домыслы». Все, теперь я точно верю, что передо мной обычный громила-осназовец.

– Насчет неготовности армии, это, конечно, так, но судьба Польши и Франции говорит, что столкнулись мы с чрезвычайно опасным противником.

– И что? Если бы немцы по нам ударили по первым, но перед глазами военных были примеры этих самых Польши и Франции. И что они сделали? Как подготовились к такой войне? Весь народ под руководством партии последний десяток лет отдавал все свои силы на создание оружия, вложив которое в руки армии можно жить без опаски за свое будущее. И что народ и партия получили? Может, скажешь, что наше оружие хуже немецкого? Может, его меньше? А может, решишься доказать, что если немцам дать наше оружие, а нам их, то мы бы сейчас были под Берлином, а не они под Москвой!

Вот тут он уел. В целом немецкое и советское оружие было на уровне. Клещев на свой танк, конечно, жаловался, но рассказывал, что есть у нас такие машины, что немецкие «тройки» и «четверки» достойны им только гусеницы полировать. Самолеты вроде тоже не очень различаются в классе, артиллерия и подавно – в отличие от летчиков артиллеристы у нас были. Один Нефедов чего стоит, который мог долго рассуждать о разных артсистемах, хотя минометы немецкие хвалил, но что-то и ругал, как, например, наши недавние короткоствольные приобретения. Со стрелковым оружием тоже был как бы паритет, винтовки и пулеметы у противника на редкость хороши, автоматических винтовок просто нет, значит, и сравнивать нечего, и в этом немцы сильно проигрывали. Автоматы же врага под пистолетный патрон критики никакой не выдерживали, хотя их и было много, но рядом с ППД или ППШ это были сущие уродцы – неудобные, имеющие плохую кучность и отвратительную надежность. Пистолетов тоже было больше, но это все, за что их можно было похвалить. Короче, не в оружии немцы были сильны, а в организации.

– При всем при этом позиции армии сильны, как никогда, и будут продолжать быть сильными, по крайней мере, до окончания войны, то есть пока мы не победим. Несмотря на то, что у армии и так много ресурсов, она надеется получить контроль и над партизанскими отрядами. При этом у армейцев нет ни возможностей, ни сил для организации партизанского движения. Они пытаются держать связь с попавшими в окружение частями, направлять их деятельность, например, как с частями, находящимися в районе Дорогобужа. Что-то у них даже получается, но работу с кадрами, оставленными для подпольной борьбы партией и комиссариатом внутренних дел, решили им не доверять. Направляемые сиюминутными интересами, военные могут либо подставить их под удар, отдавая невыполнимые или убийственные для тех приказы, либо просто не смогут организовать их деятельность. Все же они больше привыкли работать с готовыми инструментами, а не создавать новые.

Ага, кажется, все становится понятным. По сути, наш отряд – это воинская часть, практически полностью состоящая из военнослужащих, хоть и попавших ранее в плен или окружение. Значит, по логике и руководить ею должны военные. Но тут есть нюанс – командир отряда гражданский, более того, отряд по документам – комсомольский. Отсюда вывод, что он должен попасть либо под командование военных, либо под руководство партийных органов. И тут раз – госбезопасность говорит, что командир отряда на самом деле их сотрудник. Как там было в шифровке: присвоить очередное звание? Понятно, не удивлюсь, если числюсь в списках не первый год и предыдущее звание уже имел. Хитро. Та же политинформация, что довел до меня старшина, это неофициальное официальное евангелие от НКВД – типа, на самом деле все несколько не так, но озвучиваться должно именно таким образом. Не страшно, один-два раза можно и послушать, не делая недоверчивую морду.

– То есть, – решил осторожно прояснить ситуацию, – отряд теперь поступает под управление НКВД, и основной его задачей будет развитие и усиление партизанского движения на вверенной территории?