Умереть - это не страшно - Марина Скрябина

Не скрою, долго меня это чувство за невинно убиенного младенца мучило: а вдруг, если бы Алиса родила, то она бы остепенилась, и ничего бы плохого не произошло… Рассуждала я обычно вслух при моем гражданском муже. На что Сашка-Грек, привыкший, как бизнесмен, рассуждать логически и решать вопросы по мере их поступления, не полагаясь на русское абы-да-кабы, здраво возражал:

— Не мучай себя, не изводи никакими черными мыслями. Ничего бы не изменилось!

Почему-то вспомнилось, когда прочитала строки про Алискин уход из дома, как она сбегала пару раз еще в шестилетнем возрасте. Протест ли это был или свой непростой характер она так показывала — неизвестно.

Впервые проявилась тяга к перемене мест у моей дочери в детсадовской подготовительной группе. Только в пятнадцать лет Алиса мне рассказала, как над ними издевалась воспитательница детского сада. Чем не домомучительница Фрекен Бок из мультфильма про Карлсона? Та самая воспитательница старшей группы, Марина Ивановна, которую я считала лучшей из всех, потому что она сразу же оказывалась рядом, как только я переступала порог детсада. Она подобострастно заглядывала мне в глаза и говорила, какая замечательная у меня дочь:

— Такая умница! Такая рукодельница! Так хорошо рисует! Я ее в пример всем детям ставлю!

А какой мамочке не понравится, что хвалят ее ребенка?! Естественно, я носила этой ушлой тетке-воспитательнице подарки ко всем праздникам, чтобы отблагодарить за заботу о моем чаде. Каково же было мне узнать спустя почти десять лет, насколько двуличной была эта очкастая тварь!

Она не била детей и не ругала. За это же можно и взыскание получить от родителей или от заведующей детсада. А то и быть уволенной с волчьим билетом. Нет! Она вместо положенных часов, отведенных детям для игр, рассаживала мальчиков и девочек на стулья, выставленные в ряд, и заставляла молча сидеть, дожидаясь прихода родителей, положив руки на колени. Не всегда отпуская даже в туалет! Фашистское отродье! А если вдруг кто из детей ослушается — ставила провинившегося лицом в угол. Мало того, она запугала малолетних подопечных так, что дети никому ничего не рассказывали. Напомню: об этом я узнала только через десять лет.

Протест моей шестилетней дочери Марине Ивановне выразился в том, что Алиса без спроса ушла вечером из детского сада, не дождавшись моего прихода. Правда, я действительно припозднилась на работе, но детсад работал до семи вечера, а было только пятнадцать минут седьмого.

Теплый летний вечер располагал к прогулкам на свежем воздухе, поэтому я не стала заходить в группу, а поспешила на участок с верандой, закрепленный за нашими детками. Четверо ребятишек сосредоточенно копались в песочнице, строя дорогу с тоннелями. Алисина кофточка лежала на скамейке, но ее самой нигде не было. Я обошла весь участок, засаженный деревьями и кустарником, а потом спросила у детей:

— А вы не видели Алису? Где она?

Одна из девочек нехотя оторвалась от своего важного занятия и сказала:

— А она домой пошла.

— Как домой? С кем? А где воспитательница?

— Не знаем. Марина Ивановна нас на старшую группу оставила и ушла. А тех детей уже всех забрали. Вот мы тут одни своих мам и дожидаемся.

Я знала, что никто кроме меня не мог забрать Алису из сада. Просто больше некому. Сотовых не существовало, да и городские телефоны раздавались по большому блату, так что поиск по звонкам не имел смысла. Ножками-ножками! Кроме того, я знала наверняка, что и в моей квартире, и в квартире моих родителей никого сейчас нет. Папа, мама и родная сестра неделю назад укатили отдыхать в Крым. Мой еще тогда существующий муж Алексей должен появиться с рыбалки только через два дня. А мой дедушка, который жил с родителями, лето обычно проводил на даче. Все! Вариантов не осталось. Куда могла пойти дочь? Или ее украли? Сердце сжималось от ужаса!