Умереть - это не страшно - Марина Скрябина

Сначала было неинтересно, нудно, но потом я поняла суть записи. Дело происходит здесь, в этой квартире, где гуляла компания из четырех человек, двое из которых мне хорошо знакомы: Аркадий и полковник Николай. А с ними две проститутки. Рыжеволосая разбитная девица, улучив момент, когда осталась в комнате одна, взяла из чьих-то брюк деньги и засунула себе в лифчик, а потом сказала вошедшим в дверь мужикам, что ей срочно надо домой. Но Николай уложил ее на кровать и стал лапать за грудь. Естественно, он обнаружил спрятанные деньги и с удивлением спросил:

— Откуда?

— Это мои, — попыталась выкрутиться воровка.

Но выяснилось, что деньги — Аркадия. Он узнал купюры, потому что на одной из них был ручкой поставлен крестик. Потом они запугали рыжую, изнасиловали вдвоем и отправили домой, не оплатив сексуслуги. Все это записано на видеокассету, вплоть до изнасилования. Зачем компромат на самих себя хранить, да еще меня запирать в квартире с этим компроматом? Осталось для меня неразрешимой загадкой. Или Николай думал, что я буду сидеть паинькой, не трогая ничего? Или забыл камеру включить, чтобы за мной проследить?

Именно в тот момент в моей юной голове возникли очень интересные мысли, с учетом того, что мать меня не слишком-то баловала дорогой одеждой. А если откровенно — совсем не баловала, поскольку оказалась не у дел. Да еще и развелась с отцом некстати. Нет, чтобы челночным бизнесом заняться, как умные люди делают, или еще чем прибыльным, чтобы деньги были, как у Викиной матери. Нет! Мои предки, видишь ли, слишком гордые! Ну и черт с вами! Я сама денег раздобуду!

После просмотра кассеты еще раз я сделала вывод, что у Аркадия и полковника по карманам постоянно распиханы деньги, которые они не считают. Далее следует — у Аркадия лучше не брать, так как у него денег меньше, чем у полковника Николая. Ни в коем случае в лифчик украденное нельзя прятать. Мои мысли заработали, как часы, просчитывая возможные варианты: можно положить в сумочку, или в куртку, а потом сказать, что это мои. И главное — убедиться, что тебя в этот момент не снимают, то есть видеокамера не включена.

Чтобы было не так скучно и одиноко в пустой квартире, перед сном я послушала песню рок-группы «Наутилус Помпилиус»:

На следующий день, когда Николай с Юлей приехали и подвезли меня до метро, я сказала, что обязательно еще приеду, а сама подумала: «Я зашла в эту квартиру наивной девочкой, а вышла воровкой, но уж такова жизнь. Посеешь ветер — пожнешь бурю!»

В следующий раз я приехала в гости к Николаю и Аркадию с подружкой Викой, которая одна знала о моих московских похождениях и не раз просила взять с собой. Но я не ожидала, что Вика настолько шлюхастая, что будет спать со всеми подряд, то есть с обоими мужиками. Хорошо хоть — не одновременно! Для меня это нонсенс. Вот что значит Викуля — незамороченная бабища из Воронежа!

Когда ночью все заснули, я взяла несколько сотенных долларовых купюр из брюк Николая и положила к себе в сумочку. Утром он ничего не заметил. Первый улов шестнадцатилетней девочки.

И так было каждый приезд. Николай и не догадывался, что неопытная на его взгляд школьница будет у него бабки таскать. А он как думал? Общаться с молоденькими несовершеннолетними девчонками и ничего не давать за это? Старый козел! Он глубоко ошибался, думая, что его общество так уж приятно выносить. Вонючая, пьяная, мусорная скотина с зеркальной болезнью, считающая себя Аленом Делоном и не думающая даже дарить подарки. Такое положение вещей его, видимо, устраивало, и полковник был уверен, что я с ним вожусь только из-за его природного обаяния. В сорок три года этот урод так ничего и не понял. В собственных глазах он был настолько крутым, что все должны смотреть ему в рот и кланяться в ножки.

Полковник Николай часто напивался, и в один из таких вечеров разругался со своей любовницей Юлей.

— Ну, все. Костюма от Тома Клайма мне не видать, — сокрушенно произнесла она довольно громко, одеваясь в прихожей.

В пьяном угаре Николай побежал на кухню, открыл встроенный в стену сейф, замаскированный под дешевую репродукцию с натюрмортом, и выгреб оттуда всю наличность. Там было около трехсот тысяч долларов! Я потом посчитала. Таких огромных денег я никогда не видела. (В 1996-м году на них можно было купить тридцать однокомнатных квартир в Подмосковье!) Потом Николай кинул все эти деньги в Юлю и заорал:

— Вот! Это все тебе! Оставайся!

А у меня промелькнула мыслишка: «Знать бы, чем эта чертовка ему мозги свинтила, что он такими деньжищами швыряется». Ее же реакция была бесподобна. С высокомерным видом Юля расшвыряла доллары в разные стороны и прошлась по ним тонкими каблучками своих туфе лек:

— Трах…ся со своей Алисой! — и гордо удалилась.

До меня тогда так и не дошло, что поссорились они из-за меня, поскольку все внимание поглотила куча бабла, разбросанная по квартире.

Расстроенный и отвергнутый Николай, осознав, что его еще и унизили, упал своей пьяной харей на кровать и мертвецки уснул. Обо мне он забыл, а я продолжала сидеть в углу комнаты, тупо уставившись на разбросанные по ковру доллары. Конечно, хотелось взять все и уйти, но такой вариант сразу отпал, потому что они знали мое имя, адрес и даже школу, в которой я училась: Аркадий часто довозил меня до дома в Подмосковье, а однажды даже заехал за мной в школу. Недолго думая, я взяла из какой-то пачки три тысячи баксов и спрятала их за подкладку сумки… Почему именно три? Не знаю.

В тот год я была самой модной и крутой девчонкой в школе! Сбылась мечта идиотки! Я покупала все, что хотела и не хотела.

Все думали, что меня одевают родители. Конечно, такие мелочи, как школьный театральный кружок и какие-то там фестивали меня больше не интересовали. Главное было — выглядеть круче, чем любые маме-папины дочки или сыночки, которые тогда, в начале перестройки, уже летали в Лондон так же часто, как мы с матерью ездили на зачуханную подмосковную дачу. Но на меня хотя бы перестали смотреть с пренебрежением мои сверстники! Помню, как я кому-то врала, что только недавно вернулась из Европы, вовсе не для того, чтобы выглядеть в их глазах круче, а потому что искренне хотела туда попасть.