Закон Дарвина - Олег Ростислав

– Войска США приближаются к Алматы. И Астане. Вам передана депеша от сообщества ООН. – Худой усатый казах в полковничьей форме передал президенту лист бумаги с гербом Объединенных Наций на нем.

– Спасибо, Абылай. – Надев очки, президент поднес лист к глазам и вчитался в текст.

«От лица цивилизованного сообщества ООН.

Мы требуем отставки правительства Казахстана, обнародования материалов о водородном ОМП и выдаче данного ОМП ООН…»

Нурсултан Абишевич устало усмехнулся и обтер с лица липкий пот. Дождался… и ведь догадывался, что в ближайшие годы что-то будет. Ведь знал, что это докатится и до Казахстана… Хотя… что можно было сделать?

«При попрании нашего заявления Казахстан будет подвергнут режиму «политической изоляции» до момента захвата его миротворческими силами США. Страны…»

Дальше шли подпись лидеров стран, состоящих в ООН. Проведя по ним взглядом, Нурсултан Абишевич зацепился за строчку, относящуюся к России: «Кабинет Правления Российской Федерации…»

Значит – все. Значит, больше ничего нет. Значит, просто дальнейшая борьба бесполезна. Президент взял именной «Паркер», листок бумаги, вывел строчку: «Приказ о капитуляции войск….» Потом последовал «Отказ от президентства…», а потом Нурсултан Абишевич достал из ящика стола пистолет.

Блицкриг США завершился успешно.

Так что – сам выдавай решения,

А не то, что тебе твердят…

А будешь спрашивать разрешения —

Обязательно запретят!

В. Третьяков

В 10.00 по Москве – через час после начала рабочего дня – мэр Воронежа Василий Григорьевич Шукаев понял, что ему хочется убить своего референта.

Не просто убить, а свалить на пол ударом в ухо и пинать итальянскими туфлями, пока тот не подохнет. Желательно, чтобы это был долгий процесс.

Но убить похожего на хомячка молодого человека не представлялось возможным по ряду причин, главной из которых была дикая головная боль, терзавшая Шукаева после вчерашней глобальной попойки в банях. Смутно вспоминались голые девки, свой собственный кулак, смачно впечатывающийся в морду Паолизи (генерального комиссара ООН в области), и чей-то надрывный крик: «Какую страну просрали, уе…ки!» Гм… похоже, он сам и орал… и, кажется, не один… Но, судя по всему, вчерашняя катавасия так и пойдет на тормозах…

«А что им еще делать, – иронично подумал Шукаев, морщась от попискивающего голоса референта, который вещал что-то о программе реституции… или проституции?.. Нет, с «программой проституции» припрется через час Бэлла Асхатовна Гурбер – что-то насчет полового воспитания в школах…» Василий Григорьевич поморщился и рыгнул.

– Простите? – изогнулся вопросительным знаком хомячок.

– Ничего, продолжай, – махнул рукой мэр.

Хомячок затрындел снова. Чего ж мне так хреново, подумал Шукаев. Раньше и больше пил. А тут как будто кошка в рот нагадила. Или не в рот? А куда? В душу, что ли? За что он Паолизи-то двинул? Либо не за хрен – просто под руку подвернулся… мурло евросоюзное, не в обиду итальянцам…

Да, ничего они не сделают, вернулся он к прежним мыслям. Ну снимут они его. А кого поставят? Шукаев скривил губы. Еще при «независимости» среди чиновников людей, на самом деле умеющих делать дело, не осталось почти совсем. А уж за последние недели… Весь аппарат – либо полные придурки и ворюги, готовые теперь обкрадывать и новую власть с неменьшим рвением (как этот вот хомячок), либо полные придурки, но восторженно и искренне целующие в зад «комиссаров», «инспекторов» и «советников» (вроде той же Гурбер, которая и правда считает, что к десяти годам все девочки должны попробовать секс в целях правильного развития). Неизвестно, кто хуже, но ни те ни другие работать не умеют».

Василий Григорьевич вздохнул. Ох тошно-о-о-о… А может, и снимут. Ни одна программа ООН в области толком не работает. Деньги – что из Москвы, что целевые – разворовали почти начисто (ну да, ну и он украл… немного, ну и перевел на Мэн – ну и х…й ли?!). Снимут – жену под мышку и туда. На Мэн.

А чего-то не хочется мне на Мэн, угрюмо резюмировал мэр. Хрен знает, чего хочется. Рассолу, что ли? Или правда этого типчика завалить сейчас, а потом сказать, что он на мэра с шилом бросился… Или вообще ничего не говорить, а самому потом взять и на хер застрелиться. То-то будет смеху! Записку оставить… как Маяковский. «Жил грешно – и умер смешно!»

– Ты Маяковского читал? – оборвал мэр доклад референта. Тот поперхнулся словом «идиосинкратический», секунду пялился на шефа выпученными глазами (став похожим на обгадившегося хомяка), потом, очевидно решив, что шеф пошутил, вежливо хихикнул и продолжал:

– Таким образом, план вывоза детей из неблагополучных семей буксует. В первую очередь не разработаны критерии неблагополучия. Госпожа инструктор Шмальц предлагает взять за таковой…

– Пошел на хер! – прервал тошнотный словопонос Шукаев. – Потом свою бздень дочитаешь. Там ждет кто-нибудь, в приемной?

– Господин Ярцевский, – референт на начальство ничуть не обиделся. А Шукаев вдруг подумал: попробовал бы с ним кто-нибудь вот так говорить в этом возрасте – хоть секретарь обкома. С ним, комсомольским вожаком Васькой Шукаевым, целинником…

Стало так гадко, что Шукаев не сразу понял, какую фамилию назвал референт. А когда понял, что имеется в виду известнейший адвокат-консультант, то удивился:

– Димка? Он же вроде куда-то уехал перед всем этим… Давай зови. Срочно зови.

Ярцевский вошел, видимо не дожидаясь официального приглашения, – едва дверь закрылась за референтом. Элегантный, как всегда, с коротко подстриженными светлыми усиками, в костюме от Армани, пахнущий «вежеталем» – словом, совершенно такой же, каким Шукаев привык его видеть. «Да уж, – подумал мэр с отвращением, – это добро, адвокатишки, ни при какой власти не пропадут…»

– У вас ко мне дело? – спросил мэр отрывисто.

– И очень важное, Василий Григорьевич! – сверкнул белейшей улыбкой Ярцевский.

* * *

Странно, но город мало изменился. Это было даже поразительно.

Ну, стал громче и показушней смех молодежных компаний. Появились новые вывески, а многие из старых были заменены на такие же, но на иностранных языках. С гербов на «присутственных местах» исчезли короны, а сам орел стал окончательно напоминать бройлера-мутанта. Ярче и наглей стала реклама, среди которой тут и там попадались плакаты пропаганды контрацепции и «ознакомительных поездок для детей из нуждающихся и социально неблагополучных семей» за рубеж, стикеры гей-клубов и клубов бой– и геллаверов, рейв-пати, адреса аптек, где продаются «легкие» наркотики…

Но в целом это был все тот же Воронеж. Поразительно – на местном здании Союза казаков России сохранились вывески, только прибавилась еще одна: большой красочный плакат с фотографиями и символикой казачества призывал «господ казаков» записываться в ряды Казачьей мобильной дивизии ООН (защита интересов свободного человечества, престижная служба в экзотических районах земного шара, оплата – 2000€ в месяц + надбавки и льготы).