Шхуна, которая не желала плавать - Фарли Мак-Гилл Моуэт

редко видел покупателей, зато продавцы имелись в изобилии, и как у него на глазах все продавцы немедленно испарялись, будто он был разносчиком бубонной чумы.

— Дело в том, — сочувственно объяснил я, — что в Сент-Джонсе продавец считает себя униженным, если вынужден обслуживать покупателя. И при всякой возможности избегает этого, чтобы не уронить себя в глазах общества.

Джек мрачно кивнул.

— Это еще пустяки. В конце концов в скобяной лавке я сумел загнать продавца в угол, прежде чем он улизнул в подвал. Прижал к стойке с вилами и попросил у него — очень вежливо, учти! — пять фунтов двухдюймовых гвоздей. И, Фарли, знаешь, что он сказал, Боже ты мой! — Голос Джека поднялся почти до фальцета. — Он сказал, чтобы я оставил заказ, и они постараются выполнить его на той неделе!

— Тебе еще повезло, — постарался я его успокоить. — Обычно они отвечают просто, что у них этого нет, но в будущем году, возможно, будет. Или через год. Или…

— Это еще не все, — перебил Джек, и щека у него задергалась сильнее. — Проискав два чертовых часа, я наконец нашел винный магазин, и продавец даже стоял за прилавком. Я попросил у него ящик рома. И знаешь, что он сделал? Заставил меня заполнить заявление с просьбой выдать мне специальное разрешение, а потом послал меня в управление по контролю над спиртными напитками за этим разрешением. Я битый час разыскивал эту контору, а когда нашел, все разошлись на обед, хотя была уже половина четвертого, а потом явился какой-то сморчок и сообщил мне, что проклятое управление выдает разрешения только по средам!

— То-то и оно, Джек. Видишь ли, в Сент-Джонсе все продавцы и служащие нуждаются в частом и долгом отдыхе. Потому что просто надрываются на работе. И еще: у торговцев тут столько денег, что больше им ну никак не требуется. Просто не знают, куда их девать. Деньги для них — камень на шее. И что, по-твоему, они чувствуют, когда вваливается тип вроде тебя и начинает совать им кучу денег? Если они тотчас не соберутся с мыслями, так могут и взять их! Но в любом случае — что ты все-таки сумел купить?

Джек заскрипел зубами, сунул руку в карман куртки, выудил какую-то бумажку и швырнул ее на стол.

Квитанция штрафа за стоянку в неположенном месте.

Что до меня, то я мог бы назвать мой день вполне успешным. Из восьмидесяти с лишним предметов в моем списке я сумел приобрести целых шесть. Они лежали в сумке у моих ног. Шесть бутылок рома. Я отыскал тайного торговца спиртным, который еще не успел разбогатеть и готов был унижаться до сделок с покупателями. Дельцов, подобных ему, в Сент-Джонсе сыщется немного.

Поскольку большая часть того, что нам требовалось для шхуны, в Сент-Джонсе отсутствовала или его не удавалось вырвать из цепких рук торговцев, мы научились делать то, что делали жители ньюфаундлендских портов на протяжении веков, — мы начали импровизировать. Енос был в этом непревзойденным мастером. Когда нам понадобились вант-путенсы — железные полосы для закрепления вант, он набрал железного лома со старого разбившегося парохода и колотил по холодному ржавому металлу, используя в качестве наковальни валун, пока не изготовил очень даже сносные вант-путенсы. Детали помельче он изготовлял из того, что ему удавалось найти в бесчисленных, пропитанных тресковым жиром ящиках, которыми заставлены рыбные склады всех рыбаков, — ящиках, хранящих всякий хлам, копившийся из поколения в поколение на случай, если он вдруг понадобится.

Порой нам приходилось отправляться на поиски в дальние места. Полый саркофаг, который Енос воздвиг на палубе, символизировал каюту — но без единого отверстия, которое пропускало бы свет, так что внутри было черно, точно в бочке с патокой. После долгих розысков мне таки удалось обнаружить в Сент-Джонсе торговца, который сквозь зубы сознался, что мог бы продать мне иллюминаторы — семьдесят пять долларов штука, — если я не против подождать шесть месяцев, пока он выпишет их из Англии. Поскольку я был против, выручил нас Оби.

В дальнем конце Южного берега на полуострове Кейп-Пайн у Оби были родственники. Кейп-Пайн — мрачный каменный язык, который далеко вдается в океанские пути. Он окаймлен рифами, а от морских валов его защищают гранитные обрывы. Он хвастает двумя населенными пунктами — крохотными поселочками, которые чудом лепятся на этих обрывах. Как тамошние люди добывают свой хлеб насущный, на первый взгляд кажется тайной: ведь у них нет гаваней, а стаскивать свои лодки с крохотных пляжей они могут лишь изредка — такие гигантские волны обрушиваются на эти берега. Однако жители Сент-Шоттса и Сент-Шорса (изначально Сен-Жака и Сен-Жоржа) живут припеваючи. У них весьма доходное занятие, хотя с посторонними они его не обсуждают. Правду сказать, посторонние не встречают в их бухтах радушного приема, и им даже может угрожать опасность.

Дело в том, что обитатели Сент-Шоттса и Сент-Шорса в течение многих поколений зарабатывали себе на жизнь, устраивая кораблекрушения. В более вольные времена они посвящали этому высокому искусству все свое время. Бесчисленные корабли гибли у их берегов из-за досадной промашки своих капитанов, не сумевших распознать, что огонь, по которому они держат курс, вовсе не маяк Кейп-Рейс (двадцать миль восточнее), а лишь его превосходная имитация.

«В смерти жизнь!» — как, бывало, возглашал священник с обрыва, откуда он указывал своим прихожанам, как способнее снять груз с судна, которое разбилось, потеряв всю команду, на коварном прибрежном рифе.

Теперь, разумеется, славному духу вольного предпринимательства, находившему выражение в использовании фальшивых маяков, положен предел. Тем не менее все еще находятся суда, совершающие роковую ошибку без помощи со стороны и садящиеся на рифы Кейп-Пайна. Такие суда и их груз по закону принадлежат тем, кто их застраховал, но обитатели Сент-Шоттса и Сент-Шорса не соблюдают этого закона, как, подозреваю, и все прочие.

Мы с Оби отправились туда на «Страстоцвете» и ни на каком другом судне никогда туда не добрались бы, ибо почти на всем пути дороги вообще отсутствовали. Наше прибытие вызвало сенсацию: не только люди следили за нами из-за занавесок каждого дома, их примеру следовали круглые черные глаза длинноствольных ружей, предназначенных для охоты на тюленей, но пригодных и для разных других целей.

Оби вылез первый, был тут же опознан, и нас сразу же окружили толпы могучих великанов, которые говорили на языке, абсолютно мне непонятном, хотя к этому времени я уже немножко разбирался в ньюфаундлендских диалектах.

Однако язык не всегда так уж важен. Когда мы выгрузили несколько бутылок рома, выяснилось, что мы говорим