Ардагаст и братство тьмы - Дмитрий Баринов

— Если это Хукарья, Золотая гора, высочайшая и лучшая из гор, почему она ниже Злой горы?

Вишвамитра недоумевал ещё больше:

— Высочайшая из гор — золотая Меру, обитель богов. Только куда этим горам до Гималаев, даже до Кавказа? Слушай, великий волхв, да там ли мы ищем эту гору?

— Вдруг Солнечная река — это не Ра? А, скажем, наш Вахш или Яксарт? Тогда Золотая гора — на Крыше Мира[18]. А мы забрались куда-то в Ахриманово логово, — сказала Ларишка.

— Скажи лучше — за Бактрией соскучилась, — усмехнулся Ардагаст.

— Да, соскучилась! Отца с мамой девять лет не видела.

— Если Рипеи — дальше на север, то настоящая Золотая гора может быть там. И настоящий исток Солнечной реки тоже, — спокойно, будто разглядывая карту, сказал волхв.

— Так что, забраться ещё дальше в эти дебри? К каким ещё дэвам? — произнесла царица совсем уже раздражённо.

— А почему самая святая гора должна быть самой высокой? — неожиданно вмешалась Ардагунда. — И Вышата, например, ниже Вишвамитры, а кто из них праведнее?

— Да, кто пьёт больше вина? А кто заигрывает с нашими сёстрами, когда жены рядом нет? — подхватила Меланиппа.

— Муж мой! Ты помнишь, что ждёт священного царя мужеубийц за измену царице? — воинственным тоном обратилась Ардагунда к супругу.

Амазонки с весёлым смехом принялись заверять свою царицу в том, что ни с кем из них муж ей пока что не изменял. Смеялись, слушая их, и остальные. А сам великан-индиец лишь улыбался в роскошные чёрные усы. Есть грехи, простительные для кшатрия. Вот если бы кто обвинил его, даже в шутку, в трусости или в измене не царице, а царству...

Было пасмурно и сыро. Холодный ветер раз за разом налетал, неся в лицо брызги мелкого дождя. Но удивительный свет священной горы всё чаще пробивался сквозь облака, и на душе становилось легко и радостно. Пропадало желание ссориться, даже думать о чём-то дрянном и мелком. Золотая вершина манила к себе, будила желание совершить что-то доброе и славное. Ларишка тряхнула тёмными волосами, падавшими из-под шлема на плечи, и запела чистым, высоким голосом:

В ответ зазвучал сильный, мужественный голос Зореславича:

Воины разом подхватили:

Росы-сарматы пели на своём языке, венеды, как могли, подпевали им. Слова древнего гимна Великой Богине почти не изменились со времён арьев, чьи потомки разошлись отсюда по бескрайним степям, горным долинам и оазисам. Владычица Золотой горы, Ардви-Сура Анахита — Влажная, Сильная, Незапятнанная — снова звала своих воинов.

Шишок, как и всякий леший, мог найти дорогу через любой лес. Потому проводников в этот поход росы взяли больше для того, чтобы не обидеть аргиппеев и их царя. Шишок, однако, развлекался тем, что находил путь покороче и неожиданно показывался на дороге перед самым носом у аргиппеев. Вот и теперь он зашёл далеко вперёд. С ним были Хилиарх и Сагсар с Нежданом. Отец с сыном охотились, а любознательному эллину не терпелось рассмотреть поближе священную гору. Он наслаждался её великолепным видом, когда Неждан тронул его за плечо:

— Гляди, гора... движется.

Волк Серячок, старый спутник Шишка, тревожно заворчал.

Над острыми верхушками пихт то появлялось, то исчезало что-то островерхое, блестящее. Там, где деревья стояли пореже, между ними проглядывала громадная фигура едущего всадника.

— Святогор-могут, — зачарованно прошептал Неждан. — Тот, что только по Святым горам ездит — Мать-Земля его не держит.

Затаив дыхание, трое смотрели, как на поляну выезжал исполинский всадник — раза в полтора или два выше человека и на таком же громадном вороном коне. Тело великана прикрывали кожаные штаны и грубовато сделанный чешуйчатый панцирь. Из коротких рукавов панциря выглядывали могучие руки, заросшие густой чёрной шерстью. Большую голову, выраставшую прямо из широких плеч, венчал остроконечный железный шлем. У пояса висел огромный лук в горите. Вдруг великан поднял руку и зачем-то снял шлем. Голова под ним оказалась островерхой, как и шлем, и сплошь покрытой тёмной шерстью, непохожей на человеческие волосы.

— Леший воином вырядился, что ли? — удивлённо пробормотал Шишок.

А исполин, снова надев шлем, вдруг развернул коня в их сторону. Росы ясно увидели уродливое лицо, обрамленное косматой бородой. Под выпирающими надбровьями не было ничего, зато посредине низкого лба блестел единственный глаз.

— Вот тебе и Святогор! Это же вайюг, — сказал Сагсар.

Вайюгов росам приходилось видеть шесть лет назад на Кавказе. Этих сильных и злобных, но глупых великанов оставалось всё меньше. Они жили в горах, словно дикие звери, и лишь в самых глухих углах ещё пасли овец. Только в песнях и преданиях сохранилась память о том, как вайюги ездили верхом, угоняли скот у людей и сражались с ними металлическим оружием.

— Это не вайюг, — покачал головой Хилиарх. — Это аримасп. Старайтесь не злить его. Помните приказ царя: первыми на аримаспов не нападать? Да с такими и впрямь лучше не воевать.

Заметив росов, великан проговорил что-то на непонятном им языке. Язык был грубый, отрывистый, голос — рычащий, угрожающий. Руки людей невольно стиснули оружие, однако никто не шелохнулся. Аримасп достал лук, наложил стрелу на тетиву и вдруг повернулся всем корпусом в сторону и поднял оружие.

Росы взглянули туда, куда он целился, и увидели, как от священной горы несётся по воздуху что-то сияющее раскалённым золотом, будто маленькое солнце. Словно колокол, загудела тетива, громко просвистела стрела, уносясь в небо, и золотой огонёк стремительно полетел к земле, на глазах вырастая и окрашиваясь кровью, и наконец упал прямо к ногам росов. Те сначала отпрянули, прикрыв глаза от яркого света, и лишь потом разглядели удивительное существо. Величиной оно было со льва и напоминало льва всем, кроме орлиной головы с острыми ушами, гребня вдоль стройной шеи и могучих крыльев. Всё его тело — и шерсть, и перья, и гребень — было благородного золотистого цвета. Перья блестели металлом, переливаясь и меняя цвет в скупых лучах осеннего солнца.