Кровь и символы. История человеческих жертвоприношений - Олег Ивик

Таковы погребальные традиции царей Ура. Владыки некоторых других шумерских городов тоже переселялись в мир иной со свитой. Не исключено, что множество близких и слуг – от жен и детей до любимого брадобрея – прихватил с собой в преисподнюю герой шумерского эпоса Гильгамеш, правивший в городе Уруке около 2700 года до н. э. Песнь «Смерть Гильгамеша»[52] дает на этот счет не вполне ясную информацию, которая вызывает споры среди исследователей{50}. В песне сообщается, что любимые дети героя, две его любимые жены (одна из которых была младшей), целый ряд любимых слуг, в том числе музыкант, виночерпий и брадобрей, а также его любимые вещи были «уложены на их места»{51}. Сам же Гильгамеш, попав в загробный мир, принес его богам дары не только от своего имени, но и от имени перечисленных выше людей. Вообще говоря, обычая брать с собой в преисподнюю собственных детей, насколько известно авторам настоящей книги, ни у одного народа не существовало. Поэтому некоторые исследователи считают, что Гильгамеш одарил богов от имени своих здравствующих детей, жен и слуг. Но дары владыкам загробного мира обычно приносили за умерших. И сам факт, что в тексте, описывающем смерть и погребальные обряды, дети и жены перечислены в одном списке со слугами и вещами, наводит на грустные предположения относительно похоронных традиций города Урука…

Гробницы примерно того же времени, в которых вместе с хозяином могилы были погребены и слуги, были обнаружены в еще одном шумерском городе – Кише.

Постепенно загробные свиты шумерских царей уменьшались. Более поздние владыки Ура (жившие примерно в XXIV веке до н. э.) брали с собой в вечность не более 20 человек. Впрочем, трудно сказать, было это вызвано изменениями в представлениях о загробной жизни или материальными проблемами, – возможно, они просто не могли себе позволить большую свиту. Как писал об этих гробницах раскопавший их Вулли, «ни одна из них не может даже сравниться по пышности с древними царскими гробницами»{52}.

На рубеже XXII–XXI веков до н. э. царь Урнамму, основатель Третьей династии Ура, и его наследники возродили многие традиции древних владык, в том числе и посмертную роскошь. Надземная часть мавзолея, построенного Шульги, сыном Урнамму (по-видимому, для своего отца), занимает территорию размером 38 на 26 метров; помещения были богато украшены золотом, остатки которого сохранились. Подземная часть находилась на девятиметровой глубине и состояла из двух огромных комнат: одна из них принадлежала самому царю, во второй расположилась свита.

Аналогично были устроены и гробницы других царей Третьей династии, и в них также найдены останки принесенных в жертву людей. Но, видимо, в это время обычай хоронить вместе с царями их придворных постепенно отмирает. Уже в поэме «Смерть Урнамму», посвященной загробному существованию этого царя (нечто вроде похоронной песни, написанной, вероятно, вскоре после его смерти), нет ни слова о сопровождающих его людях. Там говорится о том, как царь прибыл в подземное царство Эрешкигаль[53] с богатыми дарами. Он, как ранее Гильгамеш, тоже почтил подарками богов и героев, но сделал это лишь от своего имени. Урнамму в загробном мире тоскует по оставленным на земле жене и детям, вспоминает своих подданных, и ничто не говорит о том, что он прихватил кого-то из них с собой{53}. Примерно с этого времени шумеры стали на царских похоронах наносить себе символические ранения ножами, царапать лица… Но умирать вместе со своим повелителем от них теперь не требовалось.

Шумерские, а позднее и вавилонские[54] боги никогда не отличались особой кровожадностью, и человеческие жертвоприношения богам в междуречье Тигра и Евфрата не прижились. Некоторые ученые считают, что в далекой древности здесь мог существовать земледельческий культ, в котором роль умирающего и воскресающего бога, символизирующего умирающую и воскресающую природу, поручалась человеку. При этом, как пишет археолог Гордон Чайлд[55], человек, исполнявший во время обряда роль царя зерна, «подобно зерну, должен быть зарыт в землю, чтобы позднее появиться вновь; применительно к людям это означало, что он должен быть убит и заменен более молодым и сильным»{54}.

Культы, в которых земледельцы для повышения урожая расчленяли и зарывали в полях тела своих жертв, действительно известны. Но что касается Междуречья, этот обряд если и выполнялся здесь в далекой древности буквально, то в историческое время был представлен символически. М. Белицкий в книге «Шумеры» пишет: «Мужчина, игравший роль божества, мог на какое-то время исчезнуть, а для того чтобы убедить высшие силы в подлинности происходящего, разыгрывались сцены всеобщего отчаяния…»{55}

Шумерская мифология рассказывает о том, как в древности бог-пастух Думузи действительно был отдан подземным богам в качестве выкупа за свою жену, богиню плодородия Инанну (аккадцы называли ее Иштар). Инанна намеревалась посетить загробный мир с кратким визитом, но ее сестра Эрешкигаль, владычица подземного царства, умертвила богиню и повесила ее труп на вбитый в стену крюк. Визирь Инанны, не дождавшись своей госпожи, поднял тревогу. Он обратился к богу мудрости Энки, который, к счастью для богини, не отличался чистоплотностью. Энки вычистил грязь из-под своих ногтей и слепил из нее двух магических существ – они, запасшись «водой жизни» и «травой жизни», оживили Инанну. Однако извлечь ожившую богиню из загробного мира оказалось не так-то просто: по законам шумерской преисподней всякий, выходящий наружу, должен был прислать вместо себя своего «заместителя». Таким «заместителем» Инанна решила сделать своего мужа. Его ей было, вероятно, не слишком жалко, потому что, вернувшись домой, она застала Думузи не в трауре, а в парадных одеждах и, судя по всему, не слишком озабоченного судьбой пропавшей супруги. В результате бог-пастух был разорван демонами преисподней, галлу, и отправился вместо своей жены в подземное царство. Позднее его сестра Гештинанна согласилась отбывать за брата по половине срока каждый год, и Думузи стал ежегодно воскресать из мертвых и возвращаться к жене.

Древние шумеры и аккадцы разыгрывали мистерии, посвященные этой истории. Но их больше вдохновляла не гибель бедного Думузи, а его воскрешение и воссоединение с женой. Поэтому они ежегодно проводили ритуал священного брака, во время которого цари шумерских городов от имени Думузи соединялись с богиней Инанной (Иштар), роль которой играла жрица.

Позднее, когда власть в Месопотамии захватили вавилоняне, в день празднования Нового года в священный брак стал вступать царь Вавилона. Правда, теперь он делал это не от имени Думузи, а от имени Мардука – главного бога Вавилона, который возвысился вместе со своим городом. Человеческая кровь на празднике проливалась, но, к счастью, все оставались живы. Просто особо экзальтированные жрецы, идущие в праздничной процессии, занимались самоистязанием (а возможно, и самооскоплением). Но главное действо было радостным и жизнеутверждающим: на стоящее в храме золотое ложе всходила верховная жрица богини Иштар, чтобы принести свое тело в бескровную жертву божеству.

Не оставались в стороне от священного брака и другие вавилонянки. Они тоже должны были принести в жертву свое тело, а по некоторым сведениям, и свою невинность. Этот обычай в V веке до н. э. описывал Геродот:

«Самый же позорный обычай у вавилонян вот какой. Каждая вавилонянка однажды в жизни должна садиться в святилище Афродиты и отдаваться за деньги чужестранцу. Многие женщины, гордясь своим богатством, считают недостойным смешиваться с толпой остальных женщин. Они приезжают в закрытых повозках в сопровождении множества слуг и останавливаются около святилища. Большинство же женщин поступает вот как: в священном участке Афродиты сидит множество женщин с повязками из веревочных жгутов на голове. Одни из них приходят, другие уходят. Прямые проходы разделяют по всем направлениям толпу ожидающих женщин. По этим-то проходам ходят чужеземцы и выбирают себе женщин. Сидящая здесь женщина не может возвратиться домой, пока какой-нибудь чужестранец не бросит ей в подол деньги и не соединится с ней за пределами священного участка. Бросив женщине деньги, он должен только сказать: "Призываю тебя на служение богине Милитте[56]!" Милиттой же ассирийцы называют Афродиту. Плата может быть сколь угодно малой. Отказываться брать деньги женщине не дозволено, так как деньги эти священные. Девушка должна идти без отказа за первым человеком, кто бросил ей деньги. После соития, исполнив священный долг богине, она уходит домой, и затем уже ни за какие деньги не овладеешь ею вторично. Красавицы и статные