Ромен Гари, хамелеон - Мириам Анисимов

© Archives nationales de Moscou.

Тысяча семьсот девушек, несмотря на голод, сохранивших привлекательность, были помещены в концлагерь Кайзервальд под Ригой. Еще несколько сотен были расстреляны в Понарах. По траве струилась кровь, на ветвях деревьев висели фрагменты человеческих тел, в том числе детских, по стволам растекались мозги.

Того, кто спрятался, фашисты взрывали. Эту ночь пережили семьи лишь тех евреев, которые служили в учрежденной немцами полиции, — им гарантировали безопасность. На следующий день украинские полицаи убили всех, даже евреев-надзирателей. Их обыскали и конфисковали все ценное, что еще оставалось: деньги, драгоценности, часы. В четыре часа дня гитлеровцы погрузили их в товарный состав и заблокировали двери. Под конвоем солдат СА за четыре дня узники были доставлены в лагерь Вайвара, а оттуда переведены в Клугу. Евреи жили в бывших казармах, спали прямо на цементном полу и работали на Третий рейх под надзором наблюдателей организации «Тодт» (названной так по имени своего основателя, инженера Фрица Тодта, в дальнейшем во главе ее встал Альберт Шпеер). Мужчины работали на цементном заводе, а женщины — в карьерах под ударами кнутов безжалостных капо. Обритые наголо, в легкой одежде, независимо от погоды, они трудились по двенадцать часов в сутки. Подъем в пять часов утра; раздача кофейного напитка, поверка, в шесть часов — начало работы; в полдень перерыв до 12.45 и раздача баланды и паек хлеба с песком; работа до 18.00, вечерняя поверка. Ужина не предусматривалось. Поверка могла продолжаться несколько часов под ударами лопат или дубинок капо. Наказание было равносильно смертному приговору. Многие узники вскоре опухали и становились негодными к работе; от них избавлялись с помощью яда или расстрела. Нескольких детей, родившихся в заключении, по приказу начальника лагеря сожгли живьем.

Ежедневно эсэсовцы расстреливали десять процентов узников. Большинство из них составляли женщины и дети, которые работали на Hauptamt Verwaltung Wirschaft — Главное управление экономики. Согласно указанию Освальда Поля от 16 сентября 1942 года, данному Генриху Гиммлеру, «годных к работе евреев, перемещающихся в восточном направлении, остановить и направить на предприятия военной промышленности».

В Клугу в диверсионный отряд был отправлен сводный брат Ромена Гари Павел (№ 4275). 12 апреля 1944 года его положили в krankenbau — лазарет — с «высокой температурой». Его сестра Валентина (№ 899) и мать Фрида (№ 896) работали в этом же лагере швеями. Родственник Арье-Лейба — Лейб Касев, присутствовавший на его первой свадьбе, а ныне — häftling (арестант) № 750, был также заключен в этот концлагерь. 15 марта 1944 года его положили в лазарет с диагнозом «бронхит».

Услышав грохот орудий — это приближалась Советская армия, — фашисты начали заметать следы: расстреливать узников и сносить лагерные постройки. Нескольким евреям удалось укрыться в подвалах или бежать под пулями к красноармейцам. 2500 оставшихся заключенных, в числе которых оказались Фрида, Павел и Валентина, облили бензином и сожгли живьем. Несколько дней спустя отряды Советской армии освободили тех немногих, кому удалось спрятаться. Что же касается Лейба Касева, то он, скорее всего, был расстрелян в Понарах при окончательной ликвидации гетто 24 сентября 1943 года.

Лагерь смерти в Клуге.

Yad Vashem.

В «Пляске Чингиз-Хаима» и «Псевдо» Ромен Гари описывает, как гитлеровские штурмовики уничтожали прибалтийских и белорусских евреев. Герой «Пляски» Мейер Кон, расстрелянный на краю ямы, куда сбрасывали трупы, становится диббуком[17] — духом, вселившимся в убийцу эсэсовца Шаца, после войны ставшего комиссаром полиции в тихом немецком городке.

Это дно бездны. Гари играл ужасом и святотатством, определяя себя «террористом смеха». В «Цветах дня» и в несколько измененном виде в «Грустных клоунах» он напишет:

Чтобы полностью перекрыть доступ к своему прошлому, Гари ухитрялся если и не стирать, то по крайней мере запутывать его следы. В актах гражданского состояния иммигрантов часто попадаются неточности из-за служащих, допускавших ошибки в написании иностранных имен собственных. Так, в свидетельстве о смерти Мины Овчинской указано, что она родилась в городе Виленски, в Польше. Однако такого города нет: так по-польски звучит прилагательное от названия «Вильно». В другом документе, составленном специальным комиссариатом Ниццы 19 ноября 1928 года по результатам расследования, проведенного с целью выдачи удостоверения личности, местом рождения Мины обозначен Вильно.

Ее брат Эльяс Овчинский родился 3 декабря 1878 года в Свечанах. Однако французским властям он, как и Мина, заявил, что родился в Вильно — это видно из его свидетельства о смерти. Несмотря на то что семья Овчинских проживала в городе Свечаны, Мина, имевшая польское гражданство, возможно, решила не осложнять ситуацию и указала местом своего рождения более известный населенный пункт, чем Свечаны, расположенный на российско-польской границе и постоянно переходивший от одного государства к другому; когда они переехали в Ниццу, это была территория советской России.

Четырнадцатого июля 1920 года между Россией и Польшей вспыхнула война. Красная армия сразу же вошла в Вильно, но уже в конце августа покинула город, который в отличие от прочих территорий, принадлежавших Литве, был присоединен к Польше. Просвещать французских чиновников или военных о гонениях еврейского народа и тех прихотливых и запутанных процедурах передачи захолустного восточноевропейского городка одним государством другому было бы напрасной потерей времени. Скорее всего, именно поэтому Гари, пользуясь тем, что положение в регионе в те времена была нестабильным, неопределенным, называл своей родиной то Польшу, то Россию. Он так хотел стать полноценным гражданином Франции — Франции тридцатых годов, которая, хотя и отличалась ксенофобскими настроениями, но по сравнению с антисемитской Польшей казалась Землей обетованной. Гари заявил, что его отец был русским, православным по вероисповеданию. Он не испытывал угрызений совести от подобной подтасовки фактов. Приходилось приспосабливаться.