24 часа в Древнем Риме - Филипп Матышак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Недавно, когда я был в своем родном городе, пришел приветствовать меня сын моего земляка, мальчик в претексте. «Учишься?» – «Да». – «А где?» – «В Медиолане». – «Почему не здесь?» —
И отец его (они были вместе, и отец сам привел мальчика) отвечает: «Потому что нет здесь учителей».
Почему нет? Для вас, отцов (нас, кстати, слушало много отцов), важнее важного, чтобы дети ваши учились именно здесь.
.. Разве не стоит сложиться и нанять учителей, а деньги, которые вы теперь тратите на жилье, на дорожные расходы, на покупки в чужом месте (а в чужом месте приходится все покупать), вы прибавите к их плате.
…Я бы пообещал и всю сумму, если бы не боялся, что толку от моего подарка не будет по причине учительских происков. Я вижу, что во многих местах, где учителей нанимают от города, так и случается.
Пресечь это зло можно одной мерой: предоставить право нанимать учителей только родителям. Их заботу о детях увеличит необходимость взносов. Люди, может быть, небрежные к чужому, будут бережно обходиться со своим и приложат старание к тому, чтобы только достойный получал их деньги: он ведь будет получать и от них самих. Ничего лучшего не можете вы предоставить вашим детям, ничего приятнее родному городу.
«Привет, Ба’ал!» К Публию присоединяется тощий рыжеволосый парень, который ухмыляется, приветствуя его. Мальчик – Касце, он обязан своим именем и рыжими волосами отцу-галлу. Он такой же, как и Публий, аутсайдер. Как свидетельствует фамилия Публия – Фелиссам, его семья относится к семитам из города Лептис Магна в Северной Африке. Отсюда и прозвище Публия: Ба’ал. Раньше его называли еще более оскорбительно – Ганнибал, но в классе много учеников разных национальностей, и они не могут дразнить кого-либо за его происхождение, так как если кого и дразнить, так это их школьного учителя, о происхождении которого они хихикают за его спиной.
Как как большое количество учителей являются бывшими пабами, эта профессия почти не уважаема римлянами.
Как и многие школьные учителя, Орбилий – освобожденный раб, и даже в теплую погоду он носит шарф, чтобы спрятать рабскую татуировку на шее, которую его бывший хозяин приказал ему там сделать. Так как большое количество учителей являются бывшими рабами, эта профессия почти не уважаема римлянами. Фактически Орбилий находится на самом дне, поскольку уважение к римским учителям возрастает вместе с уровнем, на котором они учат. Базовое образование дают школьные учителя, такие как Орбилий, – их называют litteratus. Как правило, такой учитель считается успешным, если в конце обучения его ученик может читать, писать, владеет основами арифметики и некоторыми знаниями о классике. Трудолюбивый учитель на этом уровне, а Орбилий – трудолюбивый учитель (так усердно он бьет своих учеников), может заработать около 180 динариев в год. Это примерно в два раза меньше, чем может заработать квалифицированный рабочий любой другой профессии. Даже учителя риторики на уровне немногим выше Орбилия зарабатывают больше. Неудивительно, что однажды поэт Ювенал заметил: «Многим учителям приходится сожалеть о непроизводительности профессорской кафедры».
«Профессорская кафедра» в данном случае – это довольно тяжелое и порядком потертое деревянное сооружение, которое Орбилий вытаскивает из ниши в базилике и украшает поношенной шерстяной подушкой. Публий и Касце прекращают дружескую схватку и поспешно усаживаются, потому что Орбилий стучит по кафедре своим хлыстом в знак того, что пора начинать.
Defessi Aeneadae, quae proxima litora… – медленно диктует школьный учитель, пока дети неистово строчат на своих восковых дощечках. Диктовать «Энеиду» Вергилия – один из любимых методов обучения Орбилия, поскольку он одновременно учит детей классике и письму. Римляне обожают обучение путем заучивания наизусть, и, как правило, все, что требуется хорошему ученику, – это хорошая память.
Говорят, что Люций Вольтацилий Плоций был рабом и даже служил привратником, по древнему обычаю прикованный к своему месту, пока он не был освобожден благодаря таланту и интересу к буквам и стал учителем.
Сам Публий считает, что благочестивый Эней и его героические троянцы могут пойти и утопиться в ближайшей выгребной яме. Он не видит пользы в знании классики для своего будущего. Если он унаследует дело своего отца, конечно же, ему нужно будет уметь читать и писать, потому что у семьи все еще есть деловые контакты в Африке: они регулярно обмениваются, например, дешевой коровьей шерстью для пошива сапог. Для этого важно уметь писать грамотные письма, так как нехватка знаний в области грамматики или орфографии указывает на то, что автор письма – неотесанный деревенщина, которого можно использовать.
Тем не менее декламирование, риторика или построение сложных словесных метафор, основанных на каламбурах о матери Гекубы, – это вопросы для тех, кто перейдет к следующему этапу римского образования, где знание классики по существу является показателем статуса. В отличие от тех, кто стремится стать частью высшего общества, Публий намерен покинуть школу, когда он достигнет зрелости, то есть через пять лет. По достижении зрелости, в четырнадцать лет, Публий официально снимет свою тогу с фиолетовой оторочкой (на самом деле, семья не может позволить себе тогу и арендует ее для церемонии вхождения во взрослую жизнь) и наденет простую белую (и тоже арендованную) тогу взрослого человека.
Тупые и непонятные головы появляются столько же против законов природы, как и всякие другие выродки; но таковых весьма мало бывает.
...В отроках блещет надежда, много доброго впредь обещающая, но которая слетами исчезает; следовательно, не природа виновата, а недостаток воспитания тому причиной.
Ибо нет ничего хуже человека, который, помазав, так сказать, губы первыми началами учения, станет упорно выдавать себя за великого знатока. Он и искусным наставникам уступить не захочет, и гордясь властью, каковую сей род людей как бы по праву себе обыкновенно присваивает, между тем с повелительною грубостью передает и детям собственную свою глупость.
Некоторые думают, что не должно начинать учить детей прежде семилетнего возраста, полагая, что до сего времени способности душевные и силы телесные не позволяют еще заниматься учением… Но вопреки мне мыслившие жалели, кажется, труда не столько учащихся, сколько учащих.
Обдумывая тот момент, когда он станет мужчиной, Публий рассеянно ощупывает пальцами мешочек, который висит у его ключиц почти с момента рождения. У каждого ребенка есть такой: небольшой кожаный мешочек, заполненный амулетами и талисманами на удачу, которые находятся с ним с раннего детства, с того самого момента, когда ребенок получает юридический статус человека в первый день его рождения. Мешочек остается с ним, пока ребенку не исполнится четырнадцать лет. В четырнадцать Публий вернет мешочек своим родителям, как сделала его старшая сестра в канун ее брака в начале этого года. Конец детства и конец обучения. Публий ждет – не дождется этого.