24 часа в Древнем Риме - Филипп Матышак

По крайней мере, как ее муж постоянно уверяет ее, сама она здорова. Все мертворожденные младенцы Сосипатры дожили до поздней беременности, и рождение их мертвых тел не причинило матери никакого физического вреда.

Теперь эти маленькие тельца замурованы в стене дома, чтобы богиня деторождения Юнона Луцина знала, что в этом доме любят детей. Сосипатра, по крайней мере, может еще иметь детей. Многие ее подруги стали бесплодны после тяжелых родов, причем, к величайшему горю, дети их не выжили.

Маленький Куриус родился в этой самой комнате. Под окном, там, где сейчас находится детская плетеная кроватка, стояла кровать с твердым покрытием, которую встревоженные родственники подняли сюда по лестнице. Теперь Сосипатра одна с тревогой наблюдает, как ее ребенок борется за жизнь, и вспоминает суматоху и непрерывную деятельность, которая сопровождала его рождение.

В комнате никогда не было меньше четырех человек. Ее сестра была среди них и, конечно, стала распоряжаться в своей обычной начальственной манере. Она и акушерка объединились, чтобы не позволить свекрови Сосипатры попытаться влить в рот будущей матери отвратительное зелье из измельченного навоза свиньи (как рекомендовано в «Естественной истории» Плиния, 28.77). Тем не менее свекрови было разрешено разместить под кроватью мумифицированную гиену, а Сосипатра была вынуждена надеть амулет, защищающий от злых духов. Кроме того, несмотря на ее сомнения в эффективности подобных предметов, она должна была держать палку с прикрепленным к ней пером стервятника, которой ее свекровь объясняла успешные роды своих детей.

Естественно, волосы Сосипатры были распущены, так же, как и волосы каждой женщины, заходившей в комнату, но это был здравый смысл, а не суеверие. Всем известно, что ничто не должно быть завязано в комнате, где рожает женщина. У узла пояса или даже скрещенных ног или скрещенных пальцев есть аура, которая, если ее почувствует мать, будет опасна и воспрепятствует прохождению ребенка. Всем известно, что ребенок может запутаться в пуповине.

Поэтому наличие узлов или клубков в родовой комнате расценивается как навлечение беды.

После предыдущих трагедий молодые родители в этот раз заплатили профессиональной акушерке. Акушерки чаще посещают роды богатых, потому что акушерка «стоит всей соли»: за нее нужно заплатить столько же, сколько за хорошего врача. Так что за свои деньги пара получила разумную женщину, которая предпочитала тексты греческих врачей анекдотическим свидетельствам и суевериям с амулетами чрезмерно возбужденных родителей.

Послеродовая сцена с римского барельефа

Именно акушерка позаботилась, чтобы, когда начался основной «труд», Сосипатра была сопровождена на родильный стул. Она сидела, опершись спиной на подушку и подняв ноги на стул. Маленький Куриус пришел в этот мир через отверстие в форме полумесяца на дне стула, и акушерка пригнулась, чтобы принять его. Между тем на высоте груди его мать держалась за железную перекладину стула с такой силой, что почти согнула металл.

Плацента упорно отказывалась выходить, пока акушерка не помогла. Как и многие акушерки, она специально смягчила руки ланолиновым маслом, а ее ногти были чисты и коротко пострижены, чтобы не занести грязь, которая привела бы к воспалению матки. После удаления плаценты и сдачи кровавых полотенец в стирку акушерке пришлось спешно удалиться. Сестра и свекровь Сосипатры уже горячо спорили о том, чтобы дать Сосипатре смесь измельченных земляных червей в медовом вине, чтобы стимулировать лактацию для первого кормления ребенка. (Сосипатра вспомнила, что зелье было менее противным, чем она ожидала, и, конечно же, маленький Куриус не захотел молока.)

Насколько это отличалось от той суеты и споров сейчас, в эти одинокие часы пол года спустя! Сосипатра одна в комнате, так как отец и дочь ушли в заднюю комнату, чтобы попытаться поспать. Конечно, серьезно больной ребенок не считается достаточным оправданием для Термалия, чтобы пропустить работу на следующий день. Для всех, кроме скорбящих родителей, мертвые младенцы – это повседневная рутина. Даже великий Цицерон заметил столетие назад: «Легко пережить ребенка, который умирает в младенчестве, и если ребенок умрет в колыбели, на это даже не стоит обращать внимания».

Мать Флакцилла и ты, родитель Фронтон, поручаю

Девочку эту я вам – радость, утеху мою,

Чтобы ни черных теней не пугалась Эротия-крошка,

Ни зловещего пса Тартара с пастью тройной.

Полностью только шесть зим она прожила бы холодных,

Если бы столько же дней было дано ей дожить.

Пусть же резвится она на руках покровителей старых

И по-младенчески вам имя лепечет мое.

Нежные кости пусть дерн ей мягкий покроет: не тяжкой

Будь ей, земля, ведь она не тяготила тебя.

Марциал, Эпиграммы, 5.34

Совсем недавно философ Сенека упрекнул друга, тяжело переживавшего смерть сына, который был еще младенцем: «Не ожидайте, что я утешу вас. Я здесь с выговором. Вместо того, чтобы проводить вашего сына, как человека, вы сделали обратное. Он был еще ребенком! Вы не знали, чего еще ожидать от ребенка, так что все, что вы потеряли, – это немного времени».

Я здесь с выговором. Вместо того, чтобы проводить вашего сына, как человека, вы сделали обратное. Он был еще ребенком!

Вы не знали, чего еще ожидать от ребенка, так что все, что вы потеряли, – это немного времени.

И все же, как знает Сосипатра, одно дело созерцать смерть ребенка абстрактно, но совсем другое, когда этот ребенок был центром ее любви и заботы в течение последних шести месяцев. Каждый день Сосипатра держала ребенка, кормила его грудью и наблюдала за ним с тревогой, и медленно, по мере того как проходили месяцы, она решилась надеяться. Теперь эти надежды находятся в опасности, поскольку ее ребенок лежит в кровати, его маленькие легкие борются за воздух, который он выдает в болезненных воплях. Вздохнув, Сосипатра идет к угловому столику и осторожно наливает немного масла в лампу, которая там стоит, маленькое мерцающее пламя – единственный свет в комнате. Трижды ночью она наполняла лампу. Это означает, что не будет необходимости в дополнительной заправке, так как до того как масло снова запустится еще раз, дневной свет заполнит комнату.

На рассвете придет сестра Сосипатры и принесет завтрак – молоко, оливки и свежий хлеб. Впоследствии Сосипатра отправится в заднюю комнату, чтобы рухнуть на кровать, недавно освобожденную ее мужем, а сестра попытается уговорить младенца съесть немного кукурузной муки, смешанной с молоком и медом.