Зверобой - Джеймс Фенимор Купер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наши искатели приключений пользовались теперь веслами лишь для того, чтобы удержать легкое суденышко на середине реки. Пристально разглядывали они каждую извилину берега, но поворот следовал за поворотом, а челнок плыл все дальше и дальше вниз по течению. Вдруг Непоседа, не говоря ни слова, ухватился за куст, и лодка замерла на месте. Очевидно, повод для того был достаточно серьезный. Зверобой невольно положил руку на приклад карабина. Он не испугался — в этом просто сказалась охотничья привычка.
— А вот и старый дружище, — прошептал Непоседа, указывая куда-то пальцем и смеясь от всего сердца, хотя совершенно беззвучно. — Как я и думал, он бродит по колено в тине и воде, осматривая свои капканы и приманки. Но, убей меня бог, я нигде не вижу ковчега, хотя готов прозакладывать каждую шкуру, которую добуду этим летом, что Джуди не решится ступать своими хорошенькими маленькими ножками по такой черной грязи! Вероятно, девчонка расчесывает волосы на берегу какого-нибудь родника, где может любоваться своей красотой и накапливать презрение к нашему брату, мужчине.
— Ты несправедливо судишь о молодых женщинах. Да, Непоседа, ты преувеличиваешь их недостатки и совершенства. Я смею сказать, что Юдифь, по всей вероятности, не так уж восхищается собой и не так презирает нас, как ты, по-видимому, думаешь. Она, вероятно, трудится для своего отца в доме, в то время как он работает для нее у капканов.
— Как приятно услышать правду из уст мужчины хоть один раз в девичьей жизни! — произнес приятный, низкий и мягкий женский голос так близко от челнока, что оба спутника невольно вздрогнули. — А что касается вас, мастер Непоседа, то каждое справедливое слово вам дается так трудно, что я давно уже не жду услышать его из ваших уст. Последнее такое слово, которое вы произнесли, застряло у вас в горле и едва вас не задушило. Но я радуюсь, видя вас в лучшем обществе, чем прежде, и узнав, что люди, которые умеют уважать женщин и обращаться с ними, не стыдятся путешествовать вместе с вами.
После этих слов необычайно красивое и юное женское лицо выглянуло в просвет между листьями так близко, что Зверобой мог бы дотянуться до него своим веслом. Владелица этого личика милостиво улыбнулась молодому человеку, а сердитый взгляд, впрочем, притворный и насмешливый, который она бросила на Непоседу, делал красоту ее еще более поразительной, показывая все разнообразие игры ее переменчивой и капризной физиономии.
Только вглядевшись пристальнее, путники поняли, как смогла девушка появиться так внезапно. Незаметно для себя они очутились борт о борт с ковчегом, который был скрыт кустами, срезанными и согнутыми нарочно для этой цели, и Юдифи Хаттер нужно было только раздвинуть листья, заслонявшие оконце, чтобы выглянуть наружу и заговорить.
Боязливую лань не страшит испуг,
Если в хижину я вхожу,
И майской фиалке я лучший друг,
И тихий ручей лепечет вокруг,
Когда ее сон сторожу.
Брайент[32]
Ковчег, как все называли плавучее жилище Хаттеров, был устроен очень просто. Широкая плоскодонная баржа составляла нижнюю часть этого судна; в центре, занимая всю ширину и около двух третей длины, стояла низкая постройка, напоминавшая замок, но сколоченная из таких тонких досок, что они едва ли могли служить защитой от пуль. Борта баржи были немного выше, чем обычно на такого рода судах. Каюта поднималась в высоту лишь настолько, чтобы внутри можно было стоять, выпрямившись во весь рост. Все сооружение в целом выглядело не слишком неуклюже. Короче говоря, ковчег немногим отличался от современных плоскодонных барок, плавающих по каналам, хотя был построен грубее, отличался большей шириной, а покрытые корой бревенчатые стены и кровля свидетельствовали о полудиком образе жизни его обитателей. И, однако, немало искусства понадобилось, чтобы построить это судно, довольно легкое и достаточно поворотливое при его вместимости. Каюта была перегорожена пополам. Одна половина служила столовой и спальней для отца, в другой жили дочери. Неприхотливая утварь стояла на кухне, которая помещалась на корме прямо под открытым небом; надо напомнить, что ковчег служил исключительно летним жилищем.
Легко понять, почему Непоседа назвал это место засадой. Почти везде с крутых берегов свисали над рекой кусты и низкорослые деревья, купая свои ветви в глубоких омутах. В одном из таких мест Хаттер и поставил на якорь свой ковчег. Это ему удалось без особого труда. Когда судно очутилось под прикрытием деревьев и кустов, достаточно было привязать несколько камней к концам ветвей, чтобы заставить их погрузиться глубоко в реку. Несколько срезанных и искусно расположенных кустов довершили остальное. Как уже видел читатель, маскировка была сделана настолько ловко, что ввела в обман даже двух наблюдателей, привыкших к жизни в лесах и как раз в это время искавших спрятанное судно.
Находка ковчега произвела неодинаковое впечатление на наших спутников. Лишь только челнок причалил к просвету между ветвями, служившему входом, Непоседа перескочил через борт и минуту спустя весело, но несколько язвительно беседовал с Юдифью, видимо, позабыв обо всем на свете. Совсем иначе держал себя Зверобой. Он вошел в ковчег медленной и осторожной поступью, внимательно и с любопытством рассматривая его устройство и маскировку. Правда, он бросил на Юдифь восхищенный взгляд, вызванный ее ослепительной и своеобразной красотой, но даже эта красота ни на секунду не ослабила его интереса к жилищу Хаттеров. Шаг за шагом обследовал он это оригинальное сооружение, ощупывая скрепы и соединения, знакомясь со средствами обороны и вообще не пропустив ни одной мелочи, которая могла быть интересна для человека, постоянно имеющего дело с подобными предметами. Не оставил он без внимания и маскировку. Он изучил ее подробно и время от времени бормотал под нос свои замечания. Так как пограничные обычаи очень просты и допускают большую свободу, он осмотрел каюты и, открыв дверь, прошел на другой конец баржи. Здесь он застал вторую сестру, сидевшую под лиственным навесом и занятую каким-то незатейливым рукодельем.
Окончив осмотр, Зверобой опустил на пол приклад своего карабина и, опершись обеими руками на дуло, стал смотреть на девушку с таким интересом, какого не могла пробудить даже необычайная красота ее сестры. Он заключил из слов Непоседы, что у Гетти разума меньше, чем обычно приходится на долю человеческого существа, а воспитание среди индейцев научило его особенно мягко обращаться с теми, на ком тяготела рука судьбы. К тому же во внешности Гетти Хаттер не было ничего, могущего ослабить интерес, внушаемый ее положением. Ее отнюдь нельзя было назвать умалишенной в полном смысле этого слова. Разум ее был слаб лишь в том отношении, что потерял свойственные большинству нормальных людей хитрость и притворство, но сохранил простодушие и любовь к правде. Те немногие наблюдатели, которые имели случай видеть эту девушку и могли судить о такого рода вещах, часто замечали, что ее понятия о справедливости были почти инстинктивны, а отвращение ко всему дурному составляло отличительную черту ее характера, как бы окружая ее атмосферой чистейшей нравственности. Особенность эта нередко встречается у людей, которые слывут слабоумными.