Молния над океаном - Эва Киншоу

Симона, поколебавшись, подошла к роялю и нашла среди роз открытку, гласившую: «Прекрасное — прекрасной!».

— Если ты полагаешь, будто таким образом… — вдруг опомнившись, начала она, но Бенджамин перебил ее.

— Почему я не могу поблагодарить тебя за великолепный день и незабываемое ощущение счастья, которое ты мне подарила? Или считаешь кощунством само упоминание об этом? — спросил он, приблизившись к ней вплотную. — И почему бедный неудачник, за которого ты меня принимаешь, не может выразить свою искреннюю благодарность человеку, проявившему заботу о нем?

Симона заметила, что Бенджамин смотрит на нее со странным выражением, в котором смешались усмешка и нежность.

— Я тебе очень признательна, и все же впредь попрошу так не поступать. Не сомневаюсь, тобой руководили самые рыцарские побуждения, и все же…

— Возможно, ты и права, — сказал он с некоторой досадой после глубокой паузы. — И все же не рассчитывай, что я уйду из твоей жизни безмолвно, как тень. Нам слишком о многом нужно поговорить друг с другом…

— Не трогай меня, пожалуйста, — взвилась Симона, почувствовав, как руки Бенджамина обвили ее талию.

— В прошлый раз ты этого не говорила, — касаясь дыханием ее щеки, прошептал он.

— Тогда… тогда все было по-другому! — выпалила она, вырываясь из его рук.

— Ты боишься меня? Неужели мои поцелуи причинили тебе страдания, Симона?

— Нет! — в отчаянии выкрикнула она, чувствуя, как жар его рук растворяет остатки ее готовности к сопротивлению.

— Тогда почему ты не хочешь говорить об этом? Если все у нас тогда произошло в полном молчании, это не значит, что ничего между нами не было…

— Боюсь, что, если я заговорю, тебе вряд ли это понравится! — раздраженно предупредила Симона.

— Но я же не бесчувственный и вижу, что пока тебе вполне нравятся мои объятия, — с улыбкой заметил он, вновь обнимая ее. — Ты, кажется, никуда больше не рвешься?..

— А что мне еще остается, если ты такой сильней? — вызывающе спросила она. — Не драться же с тобой!

Взгляд Бенджамина жадно скользнул по ее нежному рту, изящному изгибу шеи и уперся в вырез жилета.

— Я бы предложил иное — целоваться всласть… Ты была тогда такой жадной, такой влажной…

Симона сжала губы и отвела глаза в сторону. Бенджамин рассмеялся.

— Ты была влажной и гибкой, как русалка, огненно-горячей, как вулкан. Даже сейчас, когда ты чем-то разгневана, страсть так и рвется из тебя… И это, возможно, самое важное для нас сейчас.

Симона собралась бросить в ответ что-то ядовитое, как вдруг с изумлением и отчаянием одновременно поняла, что даже в гневе неудержимо стремится к этому человеку, жаждет целовать его до исступления, до забытья, чтобы потом, развернувшись, уйти — уйти, как можно дальше, уйти в никуда… И, что самое ужасное, она со своей мучительной страстью была сейчас для него как на ладони. Ее зрачки расширились, губы приоткрылись, ее руки тянулись к нему, и она едва сдерживала себя!

И все же она рванулась, пытаясь высвободиться из его объятий.

— Какая-то новая прихоть? — насмешливо поинтересовался Бенджамин.

— Как ты не понимаешь, что это унизительно и для тебя, и для меня! — выдохнула она с отчаянием.

— И вовсе нет, — ласково отозвался он, удерживая ее, как ребенка. — У тебя просто слишком мало опыта в этом вопросе, вот в чем дело.

— Пусти меня, наконец! — воскликнула она уже довольно грубо.

— Всего один момент! Просто хочу сказать, что в гневе, Симона, ты совершенно неотразима. Я и раньше подозревал это, а сейчас убедился в правильности моих предположений…

— Я отказываюсь играть в дешевые игры, мистер Рок! — фыркнула она.

— А кто тебе сказал, что это игра? — удивился Бенджамин. — Впрочем, если ты имеешь в виду свою собственную манеру сначала приваживать незнакомых, а затем давать им от ворот поворот, то может быть…

— Не смей говорить со мной, как с…

— Как с настоятельницей женского монастыря? — с легкой усмешкой предположил он.

Симона изо всех сил размахнулась, пытаясь ударить его по лицу, но Бенджамин перехватил ее руку и терпеливо заметил:

— Что, задело за живое, мисс Шарне? Теперь вам хотя бы отчасти понятно мое состояние. Вот так, молодец, славная девочка! — прибавил он, когда рука ее обмякла и бессильно повисла вдоль тела. — Наше дружеское объяснение, как я чувствую, может продолжаться до бесконечности, но мы рискуем опоздать на ужин. Итак, мы идем?..

— Где же они? — огляделась Симона, входя в кафе.

— Ты когда-нибудь видела, чтобы Антуан приходил вовремя?

— Нет, — призналась она. В листве прилегавших к кафе деревьев горели гирлянды из лампочек, воздух был насыщен ароматами лета, и серебряные струи фонтана на площади с шумом падали в расплавленное золото бассейна.

— Садись, Симона — предложил Бенджамин, подводя ее к столику на четверых. — И, ради Бога, не нужно так переживать!

— Переживать? — нахмурилась она.

— Да. У тебя на редкость затравленный вид, — невинно пояснил он. — Ты в порядке?

— Более чем!

Бенджамин с сомнением поглядел на нее, но тут же пожал плечами и пробормотал:

— Немного подождем, они скоро придут…

Симона мрачно огляделась и села на стул, который выдвинул для нее Бенджамин. Едва он сам расположился за столом, как к ним стремительно подошла возбужденная Терри.

— Здравствуйте, мисс Шарне и мистер Рок! А я думала, вы уже уехали, — обратилась она к Бенджамину.

— Терри, а разве сегодня твоя смена? — с укором спросила Симона. — Мне казалось, тебе сейчас нужно находиться дома и вовсю учить уроки.

Терри с притворной скромностью опустила глаза.

— Мне позвонили и попросили заменить заболевшую официантку, только на один вечер, это я гарантирую… Вы сегодня прекрасно выглядите, мисс Шарне!.. — лукаво добавила она.

— Спасибо! — устало сказала Симона. — К нам должны подойти мой брат и еще одна гостья…

— Тогда не начать ли вам с коктейля? Нашего, фирменного: ананасовый сок, айвовый ликер и сливки… — просияла Терри, обращаясь скорее к Бенджамину, чем к Симоне.

— Рецепт на редкость интригующий! — ответил тот, одарив школьницу щедрой улыбкой. — Я согласен, а вы, мисс Шарне?

— Ты ведешь себя легкомысленно! — сказала Симона, как только Терри отошла от столика.

— А ты боишься, как бы я не соблазнил твою ученицу?

Симона прикусила губу. Успокойся! — твердо сказала она себе. Успокоиться… Но как?

— Вот вы где! — раздался возглас, и возле столика появился Антуан, любовно обвивающий за талию незнакомую девушку.