Лунь - Сергей Клочков

— Дыши! — прохрипел я. — Быстро и глубоко. Глаза закрой.

Сейчас будет пик. Как же я не любил этот момент…

Кратковременная потеря сознания. Потом сильная тошнота и хинный привкус во рту, слабость во всём теле. Кажется, что схрон подхватило ветром, и он летит, кувыркаясь, высоко над землёй, вызывая сильнейшие приступы морской болезни. Интересно, что в таком случае чувствует человек, которого Выброс застал на открытой местности? Сразу перед тем, как умереть или сойти с ума?

Пси-импульс Выброса вне убежища ещё можно пережить. А вот следующий за ним ливень странных излучений с потемневшего неба уже нет. Хорошо, что чугунный люк и бетон колодца неплохо экранируют, только слышно, как с негромким «шшшшш» проносятся сверху волны смерти и перекатываются в багровых тучах тяжёлые жернова ленивого, но не умолкающего ни на секунду грома. Выброс пошёл на убыль, но подниматься ещё рано, на очереди инфразвуковая волна. Каждый переносил её по-своему. У кого-то начиналась истерика. Кто-то хохотал и пел сумасшедшим голосом или в животном ужасе метался по убежищу. Я «держал» её сравнительно легко — что-то вроде сильного озноба, такого, что зуб на зуб не попадал, в сочетании с головной болью. А вот Хип взвыла и рванулась к выходу. На секунду увидел безумные глаза, получил укус в руку, но всё же подмял под себя бьющееся тельце. Ничего, сейчас пройдёт… всё, стихла.

— Вот это, стажёр, называется Выброс. Он же на профессиональном жаргоне «рояль-капут», — я перекатился на спину и раскинул руки. Ну и голосок у меня. — Состоит из трёх частей, как комплексный обед. На первое подают «тошниловку». Кровь из носа, писк в ушах и морская болезнь. От неё страдают все даже в схронах. Второе блюдо — «смертный дождь». Если попал под него, и убежища поблизости нет, то кранты. На десерт инфразвук, он же «шиза», потому как на время крышу сносит.

— Знаю, проходили уже пару раз, — простонала Хип, вытерев нос и с удивлением наблюдая кровь на ладони. — Но так сильно не колбасило. О-оо, башка… почему здесь такая мощная хрень?

— А потому, что рвануло в Коржино. Как раз над тем прудом, к которому я ходил. Мы сейчас почти в эпицентре, стажёр.

— Я боялась…

— «Рояль-капут» не подарок — согласился я.

— Боялась, ты не вернёшься, — договорила Хип.

— Думала, брошу?

— Да… — призналась Хип. — И когда странные крики из деревни слышала, на песню похоже. А потом выстрел. Один. И тихо. Вот и думай, что хочешь, — судя по звукам, Хип начала негромко хныкать.

— Отставить нюни, стажёр, — я с трудом принял сидячее положение. — И сейчас, и на будущее. А если без них никак, то разрешаю реветь только когда домой придём. Вот коробочка тебе, — я передал Хип упаковку от «дартсов».

— Зачем? — всхлипнула она.

— Пока в Зоне, будешь туда нюни складывать. Если не хватит, ещё одну дам. Дома откроешь потом, и вперёд, сразу за всю ходку. Или «ботаникам» продай как артефакты.

— Не смешно — Хип, судя по голосу, всё же улыбнулась. Темно, не видно.

— А бросать я тебя не собирался, — серьёзно добавил я. — В Зоне распоследнее дело напарника оставить. Запомни, стажёр.

Завибрировал ПМК. Сообщение. Ну что ж, почитаем, хоть и расплывается всё в глазах после Выброса.

«Ты живой, Лунь?» Гюльчатай. Надо же, беспокоится.

«Скорее да, чем нет» — написал я стилом на экране. ПМК отформатировал письменный текст в печатный и сразу отправил ответ. Помнится, прошлая модель такими талантами не обладала.

«Класс!!! Молодчина, сталкер. Конверт уже дожидается своего героя. Ждём»

И тут же: «Внимание всем! В квадратах DA-DH индексы 32–66 возможен локальный Выброс!»

Я усмехнулся. Ай, молодцы, ботаники. Оперативно среагировали, ничего не скажешь. Потом улыбался я уже механически: это сообщение запаздывало. Почти на пять часов.

— Хип, дай-ка твой кирпич почитать.

На её допотопном коммуникаторе всё было в порядке. Отправлено из НИИ — принято в ту же секунду. И ещё одно, полученное совсем недавно: «Внимание всем! Опасность Выброса в указанных координатах подтверждена!» И время. Точное время на моём ПМК, когда в чёрный пруд нырнул «дартс». У меня возникло нехорошее предчувствие.

«Здоров будь, Сноп. Слушай, проверь, кто блокировал сигнал на мой компьютер. Найдёшь мерзавца, за мной магарыч».

Отправил на адрес, не числящийся в списках НИИ. Сноп давно и очень успешно работал с локальной сетью Зоны, чем и зарабатывал на жизнь. Себя он называл странным словечком «хакер». Снопа уважали рядовые сталкеры и безуспешно ловили службы НИИ. Мало того, его никто не видел в глаза, а деньги за выполненную работу следовало передавать через третьи руки.

Ответ пришёл не скоро.

«Извиняй, Лунь. Сигнал действительно блокировался, но данных, кто это делал, уже нет. Одно могу сказать точно — блокировали с НИИ, и девяносто из ста, что это делал тот, кто отправлял тебе последнее перед моим сообщение. Гонорара не нужно. Это же какой паскудой надо быть, а?»

Мозаика сложилась. Ещё никто и никогда не устанавливал приборы в точке Выброса непосредственно перед оным. Данные с раскиданных мной дартсов, а особенно того, что нырнул в пруд, были необычайно ценны для науки. Настолько ценны, что мог бы и гробануться сталкер, оказавшийся в нужном месте и в нужное время. И этим сталкером был я. А учёным, занимающимся физикой Выброса, была Гюльчатай, и от того, успею ли я к пруду в нужный момент, возможно, зависела судьба её диссертации. А вот успею ли обратно, это уже другой и неинтересный «ботаникам» вопрос.

На душе стало паскудно. Никаких обид, на обиженных воду возят, просто…

«А что ты хотел, сталкер Лунь? Неужели ты всерьёз думал, что твоя жизнь для „ботаников“ имеет какую-то ценность? Для них ты „смертник“, „уголовный элемент“, „радиоактивное мясо“, и нужен постольку, поскольку являешься поставщиком материала для исследований. Но чтобы Гюльчатай? Сказочный восточный цветок с ослепительной улыбкой, очаровательная Светлана Григорьевна, спасибо тебе за науку. Век живи, век учись. Всё равно дураком помрёшь. Тьфу, тьфу, блин…»

— Эй, Лунь… — за рукав слегка потеребили. — Ты чё затих? Случилось чего?

— Да нет… философствую на предмет человеческой натуры.

— А-а. Ясно.

— И что именно ясно?

— Да так… дерьма в человеке много, Лунь. Хорошие люди мне редко встречались.

— И какое дерьмо самое хреновое в гомо сапиенсах?

— Равнодушие, — уверенно заявила Хип. — Хуже равнодушия нет. Веришь, отчима ненавидела, а ещё больше тошнило от соседей по лестничной клетке. Сижу на лестнице, сопли кровавые утираю после его кулаков, а мимо поднимаются с авоськами, морды каменные, не замечают. Или остановятся: «кто тебя так, девочка? Может, надо чего?» а у самих скука в глазах, и уже жалеют, что спросили. Зато потом скажут себе «а всё-таки я хороший человек. Помочь вот хотел» и будут гордиться до пенсии. — Хип немного помолчала. — И в электричках насмотрелась на эти хари. Гармошку на плечо, через тамбуры протискиваешься и молишься, чтоб одноклассника какого не встретить и чтоб предкам на водяру сразу дня на три наиграть. Идёшь, песенку горланишь, от контролёров прячешься…