Человек-Паук. Майлз Моралес. Крылья ярости - Бриттни Моррис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Моя новая идея, – говорит Ганке. Глаза его сияют от самодовольства. Он оглядывается и проверяет, нет ли подслушивающих. Нет, никому нет дела, о чем болтают двое каких-то «ботанов». Люди проходят мимо, будто нас и не существует. – Это только прототип, но… – Ганке наклоняется ко мне, протягивая телефон. – Будет приложение «Спокойный район».
– Ты правда решил его так назвать? – Я не стал высказывать ему все свои мысли, но… разве нельзя придумать название поинтереснее? Из «Спокойного района» даже аббревиатуру интересную не сделать. СР?!
– Повторяю: это только прототип. Слушай. Я еще не дошел до самого интересного.
– Ладно, извини. Что же самое интересное?
– Ну, ты говорил, что немного потерян? Не знаешь, кто живет вокруг тебя? Не знаешь, где найти любимую шипучку, даже если бы это был вопрос жизни и смерти?
Согласно киваю.
Именно так я и чувствовал себя, пока бродил прошлой ночью по Гарлему. Потерянным. Одиноким.
– Так вот, эта штука, – говорит Ганке, проводя по экрану сверху вниз, – делит Восточный Гарлем на квадраты. Видишь? С координатами. Ты живешь в квадрате E14. Моя мама – F31. Хочешь что-нибудь найти – автосервис, прачечную, скидки, лучшую сопайпилью в округе – просто загляни в «Спокойный район».
Поднимаю бровь.
– А откуда мне знать, что он и правда покажет лучшую сопайпилью?
Я наполовину пуэрториканец, а значит, здесь лучше меня никто не знает, каким должен быть лучший жареный хлеб. И это приложение никак не сможет убедить меня в обратном. Когда речь заходит о ресторанах, в приложениях самый низкий рейтинг у тех, где «у еды слишком интенсивный вкус», меню «непонятное» или кухня выглядит «такой древней, будто сейчас развалится».
А ведь именно там еда вкуснее всего. «Бабушкина пиццерия» выглядит так, словно духовки там не мыли с 80-х, а значит, аромат всех испеченных там пицц сохраняется в каждом кусочке.
Ганке усмехается и многозначительно поднимает палец, призывая подождать, пока он работает. Некоторое время что-то печатает. Позади раздается вой сирены, я отвлекаюсь от наблюдения за другом и оборачиваюсь. По старой привычке я ожидаю увидеть, как с водительского сиденья улыбается папа и поправляет служебную шляпу, будто подгоняя меня на урок. Вдруг понимаю, что больше никогда этого не увижу, и мое сердце сжимается.
Из полицейской машины никто даже не смотрит в мою сторону. Женщина на водительском сиденье не сводит взгляда с автомобиля, водителю которого велено остановиться у обочины сразу после поворота.
– Ага, понял! – победоносно восклицает Ганке, возвращая меня к реальности, в которой учащиеся снуют мимо нас по своим делам, и протягивает мне телефон. Я моргаю, будто отгоняя воспоминания, и стараюсь вникнуть в его объяснения.
– Видишь? – спрашивает он. – Тут отзывы. В каждом из них есть слово сопайпилья и тридцать пять вариантов с ошибками. Вот места, которым поставили пять звезд.
Он проводит по экрану, и я вижу, как один за другим мелькают лучшие заведения.
– Еще можно искать по другим ключевым словам. Например, вкус и аромат, атмосфера, а еще по хорошим и плохим оценкам вроде «долго ждать», ужасно или вкусно. Мне все равно еще работать и работать, но я уже им горжусь.
– Да, отлично выходит, – соглашаюсь я и не обманываю. Прошлой ночью мне бы пригодились хоть какие-то подсказки. И сопайпилья, возможно, не помешала бы. Или хотя бы скамейка – посидеть и обдумать последние события. – Ты ведь добавишь места, где продают «Физзи»?
– Вот уж нет, – Ганке грозит мне пальцем. – Фокусник не раскрывает своих секретов, а контрабандист не сдает своих поставщиков.
Я смеюсь и по-дружески стукаю его кулаком по руке.
– Ладно, приложение все равно классное, хоть там и не найти, где купить шипучку.
– Спасибо, – говорит Ганке и широко улыбается. Его лоб немного краснеет, наверное, от радостного волнения. Я вспоминаю, что Ганке говорил еще об одном своем изобретении. Он упоминал его лишь однажды, и с тех пор не сказал ничего нового. Точнее, я и не спрашивал. Возможно, самое время.
– А что с… с тем… Спидмон… Спадмон…
– Спиднонагон, – лицо Ганке сияет, когда он вспоминает о своей разработке. – Пока не доделал. Но видеоигры так быстро не сделать. Да и учиться приходится, и другие дела мешают…
– Понимаю.
О, еще как понимаю. Уж кто-кто, а я знаю, что такое находить время на «другие дела».
Для меня это летать по городу на паутине, бороться с преступностью и предотвращать беды, но в целом мы с Ганке говорим примерно об одном и том же.
– Кстати, Майлз, я хотел спросить, – говорит Ганке, пряча телефон в задний карман. – Всего один вопрос о вчерашнем.
О нет.
Я нервно сглатываю, но выдавливаю из себя улыбку в надежде, что он не заметит, насколько я взволнован. Только бы он не стал излишне любопытствовать.
Но это не про Ганке.
– Я знаю, что обещал не наседать, но я все никак не пойму… Когда ты пробрался в комнату, ты сказал, что под пожарной лестницей стоял мусорный контейнер. Но… у нас ведь не ставят баки под наружными пожарными лестницами. Это запрещено муниципальными законами.
– Может, бездомный подвинул? – спрашиваю я, для убедительности пожимая плечами. – Знаешь Эрла? Он как раз живет в переулке, и мы договаривались не сдавать его охраннику. Я все уговаривал его обратиться в П.И.Р. Может, он и подвинул. Я понятия не имею, как там оказался мусорный контейнер, но залезать было удобно.
– Удобнее, чем позвонить мне?
– Ты как-то проспал учебную пожарную тревогу, а никто в общежитии такое не проспит. Я бы тебя не разбудил ни за что, ты же знаешь.
Ганке улыбается и кивает. Кажется, хотя бы временно удалось усмирить его любопытство. Но вдруг он хмурит брови и спрашивает:
– Но ведь можно было…
Его перебивает звонок, и мы оба поворачиваемся к двойным дверям Академии, через которые, поднявшись по ступенькам, спешат в здание несколько учеников. Мы с Ганке одновременно вздыхаем, он – потому что не получит сейчас ответа на вопрос, я – потому что мне пока не придется отвечать. Да, он обещал попытаться не наседать, но, видимо, попытки провалились. Видимо, терпеть неведение для него совершенно невыносимо. Он не может оставить вопросы без ответа. Жаль, очень хотелось бы, чтобы он смог хотя бы раз.
– Первая биология, – говорю я, обеими руками хватаясь за спасительный повод сменить тему. – Лети как ветер, и пусть тебе достанется лучшая парта!
– На уроках мистера О’Флэнигана лучшая парта – любая дальше четвертого ряда! – выкрикивает он откуда-то сзади, когда мы взбегаем по ступеням к дверям.
– Почему? – приходится спросить мне. Новый семестр, новый учитель. Я понятия не имею, кто этот мистер О’Флэниган и почему на его занятиях все стремятся сесть подальше, но я уверен, что Ганке уже начитался отзывов на каком-нибудь надежном ресурсе. И я уверен: его источники не подведут.