Вне корпорации - Эйтан Коллин

— Как он? — спросил обычно неразговорчивый юрисконсульт.

— Ему нужно немного привыкнуть, — ответила Нила. — В конце концов, он провел в анабиозе триста лет. Что значат еще несколько часов?

В ответ все рассмеялись. За круглым столом собрались усталые, но взволнованные люди. Все они ликовали и были весьма довольны собой. Они достигли цели, и их акции растут — или, по крайней мере, скоро вырастут — в цене, как только широкой общественности станет известно о сегодняшних событиях. Мош оглядел всех присутствующих. Кроме него, в группу посвященных входили доктор Ван, Нила и Гилберт Теллар, юрисконсульт больницы, которому сообщили о происходящем лишь недавно.

Гилу полагалось выступить первым. Сначала он обратился к Ниле:

— Возможно, мои слова преждевременны, но я хотел бы напомнить, что скоро… боюсь, слишком скоро… нашему другу Джастину предстоит одолеть целую гору юридических препон.

Все дружно закивали.

— Юридическую составляющую я пока даже не рассматриваю, — ответила Нила. — Сейчас он особенно уязвим. Да, рано или поздно ему придется инкорпорироваться, но ему еще предстоит привыкнуть к этой мысли… и оценить все последствия своего шага.

Как ей показалось, Гилберт удивился:

— Нила, я не собираюсь умалять твоих заслуг, но скажи на милость, как можно сравнивать его теперешнее состояние шока — его ведь воскресили совсем недавно — с бумажной волокитой?

— Возможно, Гил, для тебя вопрос инкорпорации — просто бумажная волокита, — ответила Нила, которая успела подготовиться заранее, — но наш образ жизни может вызвать у Джастина куда большее потрясение, чем то, что он воскрес. Не будем забывать, что он сам приказал себя заморозить, все продумал и подготовил заранее — и это в эпоху, когда крионика пребывала в младенческом состоянии! Одна его криокапсула и хранящиеся в ней и в пещере артефакты указывают на поразительную силу духа. Все его помыслы были нацелены на одно — последующее воскрешение… Так что к новой жизни как таковой он, можно сказать, готов.

— Хорошо, Нила, — негромко заговорила доктор Ван, изящная женщина с азиатской внешностью. — Допустим, пробуждение в новом мире не вызвало у него потрясения, хотя лично мне до сих пор трудно в это поверить. С чем именно в нашем образе жизни ему будет трудно свыкнуться? Ты сама только что убедительно доказала: он готов влиться в наше общество… Судя по всему, он был человеком выдающимся, опередившим свое время.

— Вы совершенно правы, доктор Ван, — кивнула Нила, — он и правда как будто уже тогда знал, как далеко шагнут наука и техника. Зато он никак не мог предположить, как будет развиваться общество. Не случайно он принял столько мер предосторожности. Кстати, он до сих пор проявляет скрытность относительно своей личности и биографии.

— По-твоему, он нам не доверяет? — спросил Мош.

Нила кивнула:

— Конечно, Мош. Да и с чего бы ему доверять нам? Сам подумай. Он нас не знает, хотя и допускает, что мы не желаем ему зла. Мы ведь воскресили его, значит, не намерены причинить ему вред. И все же он умен и понимает, что само по себе воскрешение — это еще не все.

— И что ты предлагаешь? — перебил ее Гил. — Если мы будем откладывать его инкорпорацию и все, что включает в себя этот процесс, он останется вне общества, в которое он так стремился попасть! И потом, я с тобой не согласен. С чего ты взяла, что наш образ жизни будет для него неприемлемым? В заброшенной шахте рядом с его капсулой мы нашли его акционерные сертификаты… От владения акциями до персональной инкорпорации не так уж далеко…

Нила вздохнула. Как им объяснить? Вроде и умные люди, а не понимают…

— Вот послушайте… Можно ли утверждать, что все мы верим в частную собственность?

— Разумеется, можно! — ответил Гил.

— Хорошо. А кто может сказать, почему?

Мош подал голос:

— Нила, как мне ни нравится выслушивать лекцию по гражданским правам, сейчас у нас очень много дел, и…

Нила перебила его:

— Прошу тебя, Мош… и все остальные. Потерпите меня еще минуточку. То, о чем я говорю, в самом деле очень важно.

— Ладно, продолжай! — вздохнул Мош.

— Хорошо, давай я отвечу, — вызвался Гил. — Право владения частной собственностью — краеугольный камень любого успешного общества. Без этого нерушимого права тут же наступает анархия, а за ней — и отказ от гражданских прав…

«Отлично, — подумала Нила. — Он заглотнул наживку!»

— А как насчет права владеть человеком? — продолжала она.

— Имеешь в виду — владение чьими-то акциями? — уточнила доктор Ван.

— Нет, доктор. Я имею в виду истинное владение человеком — целиком, со всеми потрохами! Такое, при котором со своей собственностью можно делать что угодно — продать и даже убить, — не боясь наказания.

— Нила, прошу тебя! — не выдержал директор. — Ты рассуждаешь о древней истории. Если я не ошибаюсь, рабовладение господствовало за сотни лет до Джастина.

— Совершенно верно, Мош, — согласилась она. — Но рабовладение — факт истории. Точнее, не так! Рабовладение — факт нашей истории. Будем предельно откровенны. То, что я только что описала, когда-то считалось нормальным. Более того, рабовладельца могли считать вполне порядочным, хорошим и высоконравственным человеком!

— Нила, я понимаю, что ты пытаешься провести какую-то аналогию, но я ее не вижу. Никакого сравнения! — заметил Гил.

— Извини, Гил, я еще не закончила. — Нила встала с места и начала расхаживать по комнате. — Джастин жил триста лет назад? Отлично! Допустим, мы сели в машину времени и отправились в эпоху за триста лет до Джастина. Тогда считалось, что монархия ниспослана свыше, что королевская власть совершенно естественна, а белая раса выше остальных. А теперь представьте, что во времена Джастина воскресили человека из той эпохи. Легко бы ему было приспособиться, как считаете?

— Нила, твои речи совершенно бесполезны, — перебил ее Мош. — Я согласен с Гилом. В культурном смысле никакого сравнения быть не может. Наш мир гораздо больше похож на его мир. За прошедшие триста лет наши демократические ценности остались сравнительно неизменными. По-моему, он найдет в нашем мире естественное продолжение своего мира!

— Может, найдет, а может, и нет, — возразила Нила, снова садясь. — Он поймет главное. Он проснулся в мире, где, формально выражаясь, люди владеют людьми! У нас, конечно, не рабовладельческий строй, но ему, возможно, покажется, что мы достаточно близко подошли к рабовладению. В его прежней жизни раны, оставленные рабством, еще не до конца затянулись, не случайно президент Уинфри положила измененную форму репарации в основу своей политической платформы и в конечном счете была избрана президентом Соединенных Штатов. Персональная инкорпорация станет самой разительной чертой нашего общества, к которой ему придется привыкать, если он захочет успешно адаптироваться к новой жизни. Ему придется нелегко. Да, Гил, я разделяю вашу озабоченность, но поймите и вы меня. Наше поведение в ближайшие несколько недель окажет огромное влияние на будущее нашего пациента и его окончательную адаптацию.