Колдовской источник - Джулия Уолш

Она играла в телесериале красавицу, которая в одной из сцен должна была спасти из огня ребенка своей ненавистной соперницы. В студию прибыл дублер в огнеупорной одежде, но Ева истерично настаивала на том, что будет сниматься сама.

Лутц Штокмейр даже не догадывался, что Ева решила сама участвовать в сцене пожара только потому, что ее откровенное декольте выглядело в этой сцене наиболее выигрышно. Она была готова на все, лишь бы продвигать свою карьеру.

«Идиотка, – подумал он, прикуривая сигарету. – Декольте нужно демонстрировать в постельных сценах, а не в сценах пожара!»

Лутц должен был спешить, так как Ева выписывалась из клиники после обеда. Лечащий врач попросил его принести ей что-нибудь теплое, так как ожоговые пациенты особенно чувствительны к холоду. Лутц направился к платяному шкафу, мимоходом бросив взгляд на портрет Евы, стоящий на стуле у окна. Она подарила ему портрет на день рождения, но он не мог взять его в свою квартиру, где жил с женой. Конечно, Ева была страстная и обольстительная, но развод никогда не входил в его планы.

Жена уже много лет закрывала глаза на его интрижки с актрисами, а он за это обеспечивал ей шикарную жизнь. И, конечно, на красных ковровых дорожках престижных европейских кинофестивалей он появлялся с ней, своей законной второй половиной, а не с очередной фигуристой молоденькой актрисой.

Но с Евой все пошло не так. После несчастного случая на съемочной площадке вся левая половина ее лица была обожжена, и съемки пришлось остановить до принятия какого-то решения. Теперь ей придется снизить планку – он пристроит ее дублировать фильмы. А кроме того, она получит страховку. Что будет дальше с ее карьерой, одному богу известно.

Лутц достал теплое пальто и шарф. Потом взял портрет и спрятал его в узкой нише между холодильником и плитой. Почему она не может понять, что он все-таки женатый человек и их страстный роман ни к чему не приведет? Похоже, она всерьез намерена выйти за него замуж. «Идиотка», – еще раз подумал Лутц и затушил окурок в массивной хрустальной пепельнице.

Через час он уже забрал Еву из клиники. Они молчали до самой ее квартиры. Он помог ей раздеться, проводил в ванную и помог лечь в постель. Ева ловила каждое его движение. Неповрежденный правый глаз смотрел странным враждебным взглядом. Ева Штоль была воплощением горя. И ему лучше всего было спасаться бегством.

– Мой портрет! – вдруг закричала она. – Где мой портрет, Лутц? Он стоял здесь, на стуле.

Он заставил себя улыбнуться:

– Я положил его в багажник, Ева.

– Чтобы повесить в своей квартире?

Лутц кивнул, он не мог признаться ей, что спрятал портрет здесь. Он поцеловал ее, задев лицом повязку, и вздрогнул от отвращения. Сделанная в клинике инъекция начала действовать, и она, наконец, позволила ему уйти.

* * *

После последнего визита Бриджит к деду прошло уже несколько недель. Свадебный торт был готов, и в пекарне приступили к выпечке рождественских печений.

Однажды вечером после закрытия булочной Бриджит сложила любимый дедушкин хлеб и сладости в большую коробку и, сев за руль автомобиля, заметила между сиденьями шелковый шарф с цветочным узором – это был шарф вдовы Шнайдер, которую в последнее время можно было часто видеть в булочной. Похоже, наш добряк дядя Пауль загулял!

Выпив у Диди традиционного сока из ежевики, Бриджит восторженно рассказывала ему, что свадебный торт имел огромный успех, и они с дядей Паулем получили новый заказ на зимний торт с миниатюрной лыжной трассой и снежками. Диди удивился: может быть, этот Пауль вовсе не такая бездарность, как он думает?

– У дяди Пауля есть подруга. Шикарная вдова с двумя собачками. Отсюда, из Дорнбаха.

– Не знаю никакой вдовы с собаками…

– Ты и не должен знать. У тебя свои животные. А дядя Пауль тут как тут.

– А ты? Тоже тут как тут?

Губы Бриджит растянулись в загадочной улыбке:

– Все может быть. Мы к декабрю возьмем кондитера с профессиональным дипломом. На фото в резюме он выглядит как Брэд Питт, только в поварском колпаке.

– А твой ночной сторож? Он не останется надолго в Берленштайне? Художники – кочевой народ. И они терпеть не могут ответственности. В мужья он не годится.

– Откуда ты знаешь?

– Он приносил мне выпечку, когда ты была занята, и помог натянуть колючую проволоку. И сказал, что не годится в мужья.

– Я тоже не создана для брака, – в глазах Бриджит мелькнула такая ярость, что даже козы затихли.

– Конечно, однажды ты все равно выйдешь замуж.

– Я могу найти и другого кандидата в мужья, главное, чтобы он не выглядел, как дядя Пауль, – усмехнулась Бриджит.

Она объяснила, что должна уехать пораньше, так как автомобиль нужен дяде, потому что у него свидание с вдовой. Бриджит направилась в Берленштайн, но сначала – в башню. Свен должен честно обозначить свою позицию.

В окнах башни было темно. Она припарковалась рядом с его автомобилем и открыла тяжелую дверь башни. В нос ударил такой чудовищный запах, что она чуть не потеряла сознание. По сравнению с этой ужасной вонью запах дедовых коз казался цветочным ароматом. Она щелкнула выключателем, и загоревшийся слабый свет осветил валявшиеся на лестнице грязные резиновые сапоги и какие-то странные инструменты. Ужасный запах исходил именно от сапог.

– Свен?

Она поднялась на несколько ступенек, и с каждым шагом вонь становилась все слабее и слабее. Перед маленькой спальней она уже вдохнула полной грудью. Бриджит подошла к кровати и приказала командным голосом:

– Свен, вставай!

Он медленно стянул с себя одеяло, повернул к ней всклокоченную голову и уставился на нее красными глазами с набухшими веками. Он выглядел отвратительно, да и в комнате царил омерзительный беспорядок: одежда валялась прямо на полу или была небрежно брошена на бронзовую решетку изножья. С каждой минутой Бриджит становилось все яснее, что он и вправду не годится для семейной жизни.

– Что случилось, Бриджит?

– Ничего.

Она отвернулась. Один-единственный раз она поцеловала его, но ее любовные ожидания не оправдались. Ну на что ей еще надеяться? Рита Бекк была права: Свен Маурер – безответственный тип и бездарный художник!

Она повернулась к нему:

– Я хотела тебе сказать, что я не женщина для семьи. Ты лузер, меня тошнит от тебя. Я больше не буду приносить тебе хлеб. И ореховые улитки покупай теперь за деньги!

– Бриджит! – закричал он. – Останься! Подожди!

Она снова обернулась к нему:

– Подождать? Чего? Пока ты помоешься? Или мой портрет станет наконец похожим на меня? Или мне ждать восемьдесят лет, пока ты скажешь мне, что любишь меня?

– Я люблю тебя, Бриджит!

Ему надо было выпрыгнуть из постели и обнять ее, но он только со стоном откинулся назад. Надо рассказать ей, чем он занимался и что обнаружил! Все последние ночи, как только в «Луна-баре» затихало веселье, он спускался в канализацию и ходил по пояс в сточных водах среди вони и нечистот в поисках Девичьего источника.