Наследие войны - Уилбур Смит

тяжело вздымалась от напряжения, так как ему было далеко за шестьдесят, он был тучен и немощен.

Когда председатель остановился, чтобы вытереть лицо, черные слуги бесстрастно наблюдали за происходящим. Стэннард почувствовал их молчаливую ярость от жестокости и несправедливости, свидетелями которых они стали.

Мальчика обвинили в краже еды, которую выбросили мужчины и женщины, для которых ее готовили. Было очевидно, что парню нужна приличная еда, и Стэннард готов был поспорить, что у него есть родители и братья, которые одинаково недоедают. Какой вред он мог причинить?

Чем дольше это продолжалось, тем сильнее становилась физическая тошнота Стэннарда. Унижение мальчика беспокоило его больше всего. Физические раны заживут, но душевные будут гноиться годами. Стэннард понимал, почему Кортни был убежден, что необходимо договориться с коренными жителями Кении. Сдерживаемая ярость, исходившая от зевак, была почти осязаема, но белые, подстрекающие сэра Персиваля, казалось, не обращали внимания на неприятности, которые они накапливали для себя.

К десятому удару сэр Персиваль, казалось, начал сопротивляться.

- ‘Послушайте, - сказал кто-то, - бедняге Перси грозит сердечный приступ. Кто-нибудь еще хочет попробовать?

- ‘Я сделаю это,’ ответил другой.

- Молодец, Квентин! - раздался крик, когда из толпы вышел человек и направился к сэру Персивалю.

Он был достаточно стар, чтобы быть отцом Стэннарда, и значительно толще человека, у которого он брал на себя обязанности, – действительно, он был тучен. Он нес свой вес как оружие, которым можно запугать любого, кто меньше или слабее его.

Что-то заставило Стэннарда взглянуть на Леона Кортни. Он не сводил глаз с Квентина, и на его лице было выражение отвращения, которое, казалось, не соответствовало самоуверенной, щедрой натуре, которую Кортни продемонстрировала ранее.

- ‘Давай я тебе помогу, старина, - сказал Квентин.

- Премного благодарен, - прохрипел сэр Персиваль, отдавая хлыст.

Квентин пару раз легонько шлепнул его по ладони, потом подошел к мальчику и что-то ему сказал. Слова были слишком тихими, чтобы кто-то мог их услышать, но Стэннард видел, как глаза мальчика расширились. Что бы там ни сказал Квентин, он испугался.

И не без оснований. Последние пять ударов были нанесены с жестокой яростью. От каждого из них потекла кровь; избитый мальчик взвыл, и на лице Квентина появилось выражение дикого удовлетворения.

Когда все закончилось, мальчик отпустил стул и рухнул на землю. Квентин постоял над ним мгновение, как охотник над своей мертвой добычей, затем подошел к другим сотрудникам клуба и прошел мимо них, хлопая кнутом по ладони.

Послание было ясным. Квентин сделал бы то же самое с любым черным кенийцем, нарушившим правила. Стэннарда охватило отвращение к этому гнусному садисту и мнимым джентльменам, которые подбадривали его. Он почувствовал, как у него скрутило живот, в горле застрял комок, он согнулся и почувствовал сильную тошноту.

Билли Аткинсон увидел, как Стэннард согнулся пополам, выблевывая кишки на асфальт.

- ‘Да, как я и сказал, мягко, - прокукарекал он.

Его товарищи по команде, которые провели весь день, бегая по полю за мячами, которые Стэннард отбивал во все углы, были в восторге от того, что их спортивный мучитель был унижен.

Стэннард вышел на лужайку перед клубом подышать свежим воздухом. Он все еще был там, пытаясь смыть грязь с одежды и обуви, когда почувствовал, как кто-то похлопал его по плечу. Он обернулся и увидел своего капитана, Артура Хендерсона, который сказал: - Пару слов, молодой человек.

Стэннард последовал за ним в сторону тропинки.

- Это было чертовски жалкое зрелище - выставлять себя напоказ. Я так понимаю, вы слишком много выпили.

‘Нет, сэр, я бы никогда этого не сделал, - ответил Стэннард. - Я трезвенник.

Хендерсон выглядел потрясенным. - ‘Боже мой!’ выдохнул он. - Так что же это было, прикосновение к дики животику?

- Нет, сэр, это было ... - Стэннард однажды подавил свои чувства, когда Леон был рядом, чтобы удержать его. Но на этот раз он не мог остановиться. - Я просто не мог этого вынести, сэр.

- ‘Вынести что?

- Видеть, как бьют туземного рабочего, сэр. Это было ... совершенно непростительно.

Глаза Хендерсона сузились. - ‘Что вы хотите этим сказать?

- Ну, сэр, если Британия и выступает за что-то, так это за верховенство закона. Конечно, именно это мы и должны распространять по всей Империи. Видеть, как бьют туземца, не имея ни малейшего шанса доказать свою правоту ... Это было варварство, сэр, и ... ну ... меня тошнило от того, что британцы ведут себя подобным образом, а никто и пальцем не пошевелит.

- ‘Никогда в жизни не слышал ничего более жалкого, - сказал Хендерсон. - Позвольте мне объяснить вам, почему мы здесь. Забудьте всю эту чепуху о бремени белых людей, о том, что они дают низшим расам преимущества нашей цивилизации. Единственное, что имеет значение, - это сохранение Кении в составе Империи. Мы потеряли Индию. Мы теряем Малайю. Это вопрос времени, когда западноафриканские колонии и Карибские острова тоже исчезнут. Но Кения - единственная драгоценность, оставшаяся в императорской короне, и мы не выпустим ее из рук, слышите?

- ‘Да, сэр.

- Что же касается сегодняшней демонстрации варварской дисциплины, то, скорее всего, так оно и было. Но неужели вы думаете, что любой африканец стал бы лучше обращаться с вором? Кикуйю били своих негодяев дубинкой под названием кибоко. Поверьте мне, молодой человек, этот мальчишка думал, что легко отделался всего лишь несколькими ударами хлыста.

- Да, но ...

- Но ничего. Я провел пять лет в Сомалиленде. Там верят в мусульманское право. Этого мальчишку не выпороли бы, а отрубили бы ему окровавленную руку. - Хендерсон помолчал. - Послушайте, Стэннард, если бы я не видел, как вы играете в крикет, я бы заклеймил вас как трусливое кровожадное сердце и отправил обратно в Англию на следующем пароходе из Момбасы. Но никто не может противостоять быстрому боулингу так, как вы, без некоторой твердости характера, поэтому я скажу вам это прямо.

- Эти парни, которых вы видели, кричали, что их головы оторвут, потому что молодого негра выпороли, напуганы до полусмерти. Они знают, что туземцы превосходят их самих, их жен и детей в сто раз. Они живут в страхе перед тем днем, когда массы восстанут против них. Единственный способ сохранить контроль над