Наследие войны - Уилбур Смит

больше права голоса в управлении страной, мы сохраним большую часть нашей земли. Поверь мне, если мы не заключим эту сделку, то рискуем потерять все.

- ‘Нет, это не так, - настаивал сэр Перси. - В том-то и дело. У них нет ни средств, ни силы, чтобы победить нас.

‘Ганди победил нас.

Прежде чем сэр Персиваль успел продолжить спор, метрдотель клуба, статный лысый кикуйю в резко отглаженном темно-сером костюме, подошел к трем мужчинам, подождал, пока сэр Персиваль не признал его присутствия, а затем прошептал несколько слов на ухо своему боссу.

Сэр Персиваль нахмурился, слушая, затем пробормотал: - Вы совершенно уверены в этом?

Метрдотель кивнул.

- Тогда, я думаю, нам следует немедленно заняться этим делом. Приготовьте все, и мы будем у вас через несколько минут.

Метрдотель кивнул и ушел.

- ‘И что же это было? - спросил Леон.

- Одного из мальчиков поймали, когда он пытался украсть еду из кухни. Нахальный маленький засранец рылся в грязных тарелках и выковыривал кусочки несъеденного мяса.

Стэннард выглядел ошеломленным. - Но ...

Сэр Персиваль похлопал его по плечу. - Извини, мой мальчик, я должен бежать. Если хочешь понаблюдать за происходящим, Леон, мы будем во дворе за кухней. Я собираюсь собрать несколько других парней. Но лучше быть осторожным. Не хочу беспокоить мемсахибов.

Председатель Ванджо исчез в толпе гостей. Стэннард наблюдал, как он бочком подошел к другой группе гостей-мужчин для краткого заговорщического разговора, а затем увидел возбуждение на их лицах, когда сэр Персиваль ушел.

- ‘Что происходит? - спросил Стэннард у Леона.

- И давно ты здесь? - ответил Леон.

- ‘Почти три месяца.

- Хм ... Пора тебе увидеть настоящую Кению. Следуй за мной.

Стэннард стоял с Леоном Кортни и еще примерно двадцатью гостями вечеринки, выстроившимися на одной стороне двора, где фургоны доставки выгружали продукты и другие товары для кухни, столовой и бара загородного клуба Ванджохи. Фонари, установленные на стенах, и фары машин, выстроившихся вдоль открытого конца двора, освещали сцену. Джентльмены-члены клуба курили сигары, баюкали только что налитые напитки и болтали между собой. Их лица были раскрасневшимися, потными, как у белых людей, одетых в строгие одежды в жарком климате, которые много ели и пили. Разговор был добродушный, даже шутливый, как у зрителей, ожидающих начала матча по регби.

По другую сторону стены, лицом к Стэннарду и остальным, собралось такое же количество сотрудников Ванджо. Они были в основном чернокожими, с рассеянными индийцами, все в своей разнообразной униформе - повара и их помощники, официанты и официантки, бармены и судомойки. Индийцы разговаривали друг с другом, но африканцы молча смотрели на них с угрюмыми, лишенными всякого оживления лицами. Они ждали и наблюдали, пока их хозяева устраивали свое маленькое представление.

Деревянный обеденный стул, похожий на тот, на котором Стэннард сидел за обедом, стоял в центре двора, спинкой к кухне. Метрдотель стоял рядом с молодым человеком, почти мальчиком, одетым в синие брюки и белый верх младшего повара. Это, как понял Стэннард, и был предполагаемый похититель еды.

Стэннард обнаружил, что не может отвести глаз от мальчика. Его лицо казалось таким же пустым, как и все остальные, но чем дольше Стэннард смотрел, тем больше он замечал признаки страха мальчика - расширенные глаза, прикушенная губа, то, как его кадык подпрыгивал, когда он глотал.

Стэннард почувствовал, как его желудок тревожно сжался.

- Что с ним будет? - спросил он Леона.

- Подожди, смотри ... и держи свои мысли при себе.

- Но ...

Леон Кортни был на сорок лет старше Рональда Стэннарда, но он был выше, шире в плечах и обладал тем авторитетом, который человек приобретает после долгой жизни руководства. Он строго посмотрел на Стэннарда.

- Ни слова, слышишь? Для твоего же блага.

- ‘Да, сэр.

Послышались негромкие аплодисменты, ннапомнив Стэннарду звук, который приветствовал его, когда он шел к линии на поле в тот день. Сэр Персиваль вышел из кухни и зашагал через двор, держа в руках хлыст.

- О Боже ... - выдохнул Стэннард и замолчал, почувствовав неодобрение Леона.

Сэр Персиваль взглянул на метрдотеля и сказал: «Если бы вы были так обры...

‘Да, сэр, - ответил метрдотель.

Он приказал мальчику снять рубашку и расстегнуть ремень. Стэннард заметил, что форменные брюки слишком велики для тощей талии мальчика, и теперь ему пришлось придерживать их одной рукой.

Метрдотель подвинул мальчика так, чтобы тот стоял спиной к сэру Персивалю.

- ‘Руки сюда, - сказал метрдотель, постукивая по спинке обеденного стула.

Мальчик вцепился в стул. Его брюки упали. Белые люди зааплодировали.

- Так это неправда насчет их петухов! - прокричал один. ‘У вороватого ублюдка есть лакомый кусочек!

Стэннард знал, каково это, когда над тобой смеются, когда ты беспомощен и унижен. Ему было стыдно принадлежать к той же расе, что и эти крикливые крикуны, и он не мог вынести того, что должно было произойти. Внезапно он почувствовал железную хватку на своем бицепсе.

- ‘Не выставляй себя напоказ, - прошипел ему Леон. - Встань прямо. Глаза вперед.

Стэннард заставил себя повиноваться. Он увидел, как руки мальчика стиснули деревянную спинку стула. Он видел, как его голова склонилась от стыда, а колени дрожали от страха. Он услышал, как сэр Персиваль объявил: "Наказание за кражу, согласно правилам клуба, - пятнадцать ударов кнутом".

- Слушайте! Слушайте! - сказал один из мужчин в смокингах.

Сэр Персиваль поднял правую руку и отвел ее назад, держа хлыст по диагонали за спиной. Он взглянул на ягодицы обвиняемого мальчика, затем взмахнул рукой и опустил толстый хлыст, чтобы нанести жестокий удар, который заставил его жертву поморщиться от боли, когда на верхней части его бедер начал образовываться рубец.

Метрдотель рывком поднял вора и вернул его на место для второго удара.

Один за другим удары сыпались на обнаженное тело мальчика, пересекая его бедра, ягодицы и спину в узоре вздутой кожи, синяков и случайных отблесков крови там, где несколько ударов попали в одно и то же место.

Мальчик вскрикнул на третьем ударе, когда боль стала больше, чем он мог вынести в тишине. К шестому он начал плакать. Сэр Персиваль тем временем побагровел, его грудь