Новый Мир - Александр Столбиков

Понятно, догадалась она, это отвлечение. Попытка выбить из равновесия. Не выйдет, господин министр.

— Нет, благодарю вас. Не стоит утруждать себя. Мы будем говорить об очень серьезных вещах, не терпящих…

— Именно поэтому нам стоит выпить.

Не слушая, он долил стакан и поставил перед ней, присел сам. Быстро и остро взглянул на онемевшую от вопиющей бестактности Элизабет.

— Ведь вы пришли сюда, чтобы отправить меня в отставку, не так ли? Это действительно очень достойный повод для личного визита. И более чем подходит для этого напитка. Ведь он ваш любимый.

— Я не пью, — автоматически ответила Элизабет, — только сухие вина.

— Пьете, — спокойно ответил он. — Хотите, скажу, где вы храните бутылку? — чуть насмешливо (но именно чуть) ответил он и быстро продолжил, игнорируя ее возмущенный жест и взгляд. — Запомните совет старого мудрого сановника: если у вас есть пороки, предавайтесь им открыто или откажитесь совсем. К особам вашего положения более всего применима старая мудрость — нет ничего тайного, что не могло бы стать явным. Если вы любите хороший коньяк — пейте его открыто. Или не пейте совсем.

Он сломал всю структуру разговора и перехватил инициативу. Она застыла в растерянности, затем растерянность во взгляде сменилась решимостью. Четким движением она гневно отставила стакан, почти отбросила, так что каким-то чудом тот не упал, задержавшись на самом краю столика.

— Прекрасно, Элизабет, прекрасно, — вновь он на удар сердца опередил ее гневную отповедь, готовую сорваться с губ. — Вы отдали инициативу, но не позволяете навязать себе чужую волю. Однако выдержка изменяет вам, и вы готовы обрушиться на меня всей силой своего гнева. Поверьте, не стоит.

Элизабет неожиданно успокоилась. Премьер был, очевидно, в курсе относительно цели ее визита и готов к разговору. Ему было что сказать, и она удобнее устроилась, приготовившись слушать.

— Итак, вы пришли, чтобы отправить меня в отставку. Задача, что ни говори, сложная и ответственная. Вы, несомненно, долго готовились к этому разговору, полагаю, репетировали речь, доказывающую мое ничтожество и разоблачающую мои многочисленные промахи. А это ошибка. Не нужно подробно рассказывать человеку, почему вы намерены выставить его за дверь. Он все равно не согласится с вами, так к чему тратить время и слова? Поэтому давайте сразу перейдем к делу.

Он отпил добрый глоток, давая время осмыслить сказанное.

— У вас, несомненно, возник вопрос, я читаю его в ваших глазах — откуда мне это известно. Ответ очевиден. Политик моего уровня должен внимательно следить за всем, что происходит вне страны, и еще более внимательно — за делами внутренними. Я знаю, что вы в целом не поддерживали мою политику изначально. Я также знаю, что за эту неделю вы по меньшей мере дважды встречались с людьми, которые давно и последовательно боролись против моего курса и меня как его проводника. Эттли, Кальдекот… Продолжать?.. Полагаю, нет нужды. Когда после таких встреч ее величество садится в автомобиль и под усиленной охраной едет в гости к своему министру, ее намерения прозрачны.

Черчилль сделал паузу, ровно настолько, чтобы вновь налить коньяк, на сей раз только себе и совершенно микроскопическую дозу.

— Итак, Ваше Величество, вы пришли, чтобы дать мне пинка. Не нужно сложных и долгих обоснований, скажите просто: «Черчилль, уходите!»

Они не заметили, как стемнело. Густая сумеречная тень тяжело накрыла кабинет и двоих людей.

Черчилль опустил руку под столешницу, щелкнул спрятанным переключателем, неяркий свет настольной лампы осветил кабинет и внимательно-сосредоточенное лицо Элизабет.

— Уходите, Уинстон.

Это оказалось совсем легко. Даже легче, чем во время тренировки. Всего два слова, и после того как они были сказаны, Элизабет охватила легкая эйфория. Вот и все.

Черчилль все с той же улыбкой качнул головой и слегка развел руками.

— Просто, не так ли? Королева дает отставку негодному министру.

Что-то здесь было не так. Слишком легко он принял ее слова, слишком спокойно продолжал беседу. Какие у вас козыри, сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль?..

— Вы уйдете по собственной воле?

— Нет.

Премьер изменился. Мгновенно, практически без перехода, так капля ртути меняет положение, плавно и в то же время непостижимо быстро. Он сел очень прямо, небрежно положив руки на подлокотники. Улыбка пропала. Теперь на нее немигающим взглядом смотрел не радушный хозяин, принимающий дорогого гостя, а прямой и жесткий политик. И, не давая ей времени опомниться, он заговорил. Быстро, но без торопливости, четко и жестко, практически без интонаций.

— Вы дотошно спланировали сегодняшний разговор, точнее свое представление о нем. Вы объясняете свои мотивы, ясно, но кратко, и предлагаете мне уйти в отставку добровольно. Взамен — почести. Умеренно, но достойно. Возможно, какой-нибудь малозначимый пост для утешения моего самолюбия и коротания старости. Верно?

— Отставка, без всяких утешительных призов. Вы недостойны их.

Будь он лет на двадцать моложе, наверное, поперхнулся бы, ее ответ последовал без паузы, почти так же хладнокровно. Маскируя удивление и тень растерянности, он вновь отпил из стакана, про себя прославляя это великое изобретение человечества. Что бы мы делали без волшебной возможности выиграть секунду-другую под предлогом глотка доброго алкоголя? Мгновенная растерянность сгинула, так же как и появилась, он снова был готов к борьбе.

— Пожалуй, хорошо, что сейчас не времена старого доброго золотого века. Полагаю, тогда я удостоился бы не отставки, но квалифицированной казни. Впрочем, пусть прошлое не заслоняет заботы дня сегодняшнего… Итак, я должен уйти в отставку. Низвергнуться, так сказать, во тьму и скрежет зубовный. Я отказываюсь. Подготовились ли вы к такому обороту? Заручились ли советом доброжелателей?

— Разумеется, сэр Уинстон. И не одним. В случае вашего сопротивления правительственный кризис неизбежен, но я полагаю, мы его преодолеем. Во благо страны и мира.

— Вы готовы прямо выступить против меня и всех моих сторонников? — Взгляд Черчилля стал пронзительным. — Моя репутация сильно пошатнулась, но я могу поднять многих и многих. Бороться со мной — тяжкий труд даже сейчас.

— Да. Этого требует долг правителя… и моя совесть.

— Надеюсь, что это именно так… — Черчилль успокаивающе поднял ладонь, упреждая возмущенное движение Элизабет. — Позвольте мне подумать пару минут, прежде чем я отвечу вам.

Чуть прикрыв глаза, премьер откинулся на спинку кресла, сжав подлокотники. Там, где другой не увидел бы ничего кроме нескольких напыщенных фраз, он прозревал сущность и душу человека… А ведь юной королеве не занимать силы и величия. Как жаль, что это выяснилось только сейчас… Хотя бы четырьмя годами раньше. Но кто мог предполагать, что юное дитя рождено для трона? Кто вообще теперь ожидает от королей силы и решимости?.. Впрочем, тогда она была совсем девочкой, а скорбь о несбывшемся — удел слабых и неудачников.