Я пришла сюда учиться! - Анастасия Бельская

Не потому ли, что ее голос сейчас выдаст ту самую хрипотцу, которая появляется от сильного желания?..

— Известно, что, — хмыкаю, делая почти незаметные плавные движения, и вот уже стою вплотную к девчонке, заставляя ее задрать голову выше, — они превратились в прекрасных рыжеволосых фей.

После произнесенной бурды губы Элли, как и ожидалось, распахиваются в вопросе, и я пользуюсь своим шансом.

На этот раз нам не нужно соблюдать временные приличия, мисс недотрога.

И покажу тебе, что на самом деле «хороший поцелуй».

Кристофер

Мне сейчас даже не нужно медлить и «прощупывать» — я уже знаком с этим теплым ртом, и теперь без сомнения ныряю туда языком, нащупывая уже знакомые и приятные глубины, которые неспеша начинаю ласкать.

Моя маленькая жена уже привычно дергается всем телом в начале, но затем по миллиметру в секунду расслабляется, давая мне полностью захватить контроль, и вести наш поцелуй дальше.

Туда — где горячо.

И я с наслаждением сам погружаюсь в эти ощущения, не помня, когда последний раз испытывал подобное.

Я не был сухарем по натуре, и не так чтобы совсем игнорировал женщин — но их пустая болтовня и примитивное «свидание — поцелуй — свидание — секс — свидание — разговоры о будущем» настолько утомляли, что после секса я не хотел идти дальше.

С Динозавриком у нас с самого начала все иначе — «свадьба — поцелуй — разговор в моей постели, после которого все пошло по одному месту», и все это приправлено ароматом тайны и угрозы, которое лично меня всегда влекло и утаскивало на самый пик адреналина.

Мне интересно разгадать, что скрывает моя жена. Я знаю и вижу, что не все в ее прошлом так просто, но по-настоящему цепляет лишь одно — тащится ли оттуда за ней что-то в настоящее?

Что бы ей не пришлось совершить там, до нашей встречи, я приму, потому что вижу, какой человек Элли сейчас. Но не цепанет ли нас какая-нибудь информация, которая заставит меня взглянуть на жену по-другому?

Я внутренне вздрагиваю, и слегка оттягиваю тяжелые волосы Элли на затылке, получая легкое постанывание в ответ.

Почему я думаю о ней как о «нас»?

Не потому ли, что привязываюсь намного больше, чем сам себе могу признаться?..

Дверь с тихим щелчком открывается, и я слышу судорожный вздох.

— Простите! — пищит какая-то студентка, и пулей уносится прочь, хлопая за собой дверью.

Мы с Динозавриком распадаемся, отрываясь друг от друга с тяжелым дыханием.

— Не кабинет, а проходной двор, — пытаюсь шутить я, ероша затылок, и наблюдая, как лицо и шея Элли окрашивается в бордовый цвет.

Уверен, у нее покраснели и уши, но за рыжими прядями их просто не видно.

— Я пойду, — хрипит она, хватаясь за щеки, и тут же спрыгивает с парты.

Я еле успеваю открыть рот, и то мои слова догоняют Элли у самой двери, так быстро несется девчонка.

— Погоди, Динозаврик, — быстро произношу я, и открываю ящик своего стола.

Вытаскиваю большую плитку молочного шоколада, и поднимаю взгляд. Моя жена держится за дверную ручку, глядя при том на меня с таким недоверием, что становится дурно.

Кто тебя научил так бояться, Элли? И почему у самого внутри все гадко и мерзко от этого взгляда?

Оглядываю хрупкую фигурку девушки с падающими на спину волосами и горящими диким румянцем щеками, с тревогой в душе понимая, что не хочу ее такой выпускать.

Это ведь только для меня она такая, верно?

Или я уже напридумывал того, чего и в помине нет?

— Вот, возьми. У нас не балуют студентов сладким, все сосредоточенно на здоровом питании. Съешь с чаем после обеда, идет?

— Почему?

Твою мать, что за вопрос, Элли?! Отравить тебя хочу, судя по ужасу на твоем лице.

— Мне показалось, ты любишь шоколад. Разве нет?

Тогда в кабинете Губернса она раскусывала дольки с такой сдержанной жадностью, что я еще в тот раз решил обязательно накормить ее шоколадом.

И даже затарил один из ящиков на кухне сладким, но Элли, кажется, боялась заглянуть куда-то, кроме своей спальни, и даже не видела персонального ящика с сюрпризом.

Ну что ж. Всему свое время.

— Очень люблю, — шепотом, словно произносит страшную тайну, произносит она, — спасибо.

— Эй, ты даже еще не взяла плитку. Вперед, я не кусаюсь.

Обнажая зубы, подмигиваю, и молча смотрю, как девушка идет ко мне как по минному полю, не делая и попытки приблизиться навстречу.

Нет, Элли, приучаемся самой ко мне подходить. Даже если пока только за сладким призом.

Я усмехаюсь, думая, что это похоже на какую-то дрессировку, но моя маленькая жена действительно в каких-то вещах словно дикая, так что приручать ее будет одно удовольствием.

Элли хватает цепкими ладонями шоколадку, облизывает пересохшие губы, и снова произносит еще тише, чем прежде:

— Спасибо.

— Да не за что, Динозаврик. Заходи еще — у меня всегда найдется сладкое для тебя.

Подмигиваю, и кайфую от красноты ее щек. Не хочу разрушать ее смущенную улыбку, но должен сказать кое-что еще, чтобы дать ей время подготовиться.

— Сегодня вечером будем разговаривать, Динозаврик. Так что, прошу, не запирайся в спальне, а лучше спустись в гостиную. Нам есть, что обсудить.

Она мгновенно теряет всякий намек на улыбку, тяжело сглатывает, и просто кивает. Покидает мой кабинет, тихо прикрывая за собой дверь, и оставляя меня в одиночестве.

Я кидаю взгляд на часы, и удовлетворенно отмечаю, что Элли успевает пообедать. Сажусь за стол сам, рукой отодвигаю в ящике остальной шоколад — и тупо смотрю на папку с прикрепленной фотографией своей жены.

У нас будет действительно непростой разговор вечером, Динозаврик.

И, надеюсь, ты найдешь в себе силы рассказать мне правду.

Элли

Оставшиеся уроки я сидела, слушая и не слыша ничего из происходящего вокруг.

Преподаватели зачитывали лекции, и я даже что-то записывала, Дарьяна с Ким задавали вопросы, а я на них невпопад отвечала.

Но на самом деле мысленно я была совершенно в другом кабинете, а мои губы горели от каждой картинки в памяти.

Вот Кристофер хмурится, не понимая, отчего я пытаюсь его сторониться. Вот борется с собой внутри, решаясь, кажется, задать мягкий, открытый вопрос. Вот его глаза зажигаются, когда я ляпаю нечто ужасно стыдное про наш поцелуй, а затем с моих волос летит прочь заколка, а следом и вся вежливая отчужденность, которую я лепила неделю напролет.