За степным фронтиром. История российско-китайской границы - Сёрен Урбански

течении Аргуни осталось конечным пунктом Амурского пароходства. Таким образом, Аргунь как водный путь, в отличие от Амура, не повлияла на развитие окружающей ее местности[120].

ФРОНТИРНЫЙ ДУХ: РОЖДЕНИЕ ПОСЕЛКА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИКОВ

Помимо Харбина, Читы и нескольких других быстро развивавшихся транспортных узлов, только несколько поселений вдоль железнодорожного пояса выиграли от строительства современной инфраструктуры. Маньчжурия, находящаяся в одиннадцати километрах от границы на китайской территории, в числе немногих стала настоящей пограничной станцией, соединившей Забайкальскую и Китайско-Восточную железные дороги. Окруженный землями казацких крестьян и монгольских пастухов, юртами и сонными деревнями, расположенными у реки, этот приграничный железнодорожный поселок был чем-то аномальным. Местные жители, мигранты и иностранные путешественники могли столкнуться где угодно в степи, но именно ст. Маньчжурия возникла в начале ХX века как важнейший центр российско-китайских отношений в политической, экономической, социальной или культурной областях.

Станция Маньчжурия была построена случайно. Первоначально топографы и инженеры планировали проложить железную дорогу севернее. Дорога должна была пересечь Аргунь в окрестностях Староцурухайтуя примерно в 150 километрах севернее места, где она впоследствии была построена. Южный путь, однако, оказался более осуществимым. Инвесторы сэкономили на строительстве моста, так как Аргунь, ответвляясь от государственной границы, поворачивает на восток, становясь, как Хайлар, полностью китайской рекой[121]. Приграничный поселок был основан в долине реки Куладжей на территории, которую местные кочевые народы называли Нагадан. Со своими стадами они редко посещали эти места, представлявшие собой тогда открытые луга, на которых еще паслись дикие лошади Пржевальского[122]. Русские назвали западную конечную станцию КВЖД «станция Маньчжурия». Это название, скорее нейтральное для русских, в китайском варианте означает «находящееся внутри Маньчжурии».

Ил. 4. Вид на ст. Маньчжурия, около 1910 года. Слева от железнодорожной стрелки находится китайская сторона деревни; здание пассажирского вокзала – справа. Водонапорная башня – одно из немногих сохранившихся напоминаний о ранней истории поселения (предоставлена Ольгой Михайловной Бакич, Торонто)

Пассажиры первых поездов переживали приключения сродни жизни форпостов американского Запада. В поселке Маньчжурия приходилось ночевать, ожидая пересадки с Забайкальской на Китайско-Восточную железную дорогу. Надо было очень постараться, чтобы получить дурно пахнущую и неоправданно дорогую комнату в «Метрополе», «Европе», «Тертумасове» или в одной из других немногочисленных гостиниц, часто уже занятых «аборигенами», осматривающими достижения европейской культуры. Кто-то проводил ночь в сальном зале ожидания вокзала или искал утешения за пивом в дорогущем буфете – рубль за бутылку мюнхенского. Пассажиры победнее спали на открытом воздухе на влажной земле[123].

Британскому антропологу Чарльзу Хоузу потребовалось пятнадцать дней, чтобы совершить путешествие с восточной конечной станции Маньчжурской железной дороги в Суйфэньхэ (которую русские называли «Пограничная») до западного конечного пункта во время его поездки в 1902 году. Меняя поезда на границе, Хоуз описал возникновение станции Маньчжурия:

Прежде всего надо было попасть в буфет, расположенный в четверти мили от места высадки с поезда. В огромном зале ожидания собралось около 200 мужиков и пассажиров третьего класса, сквозь которых предстояло продираться до зала с табличкой первого класса. Там был бар с длинным обеденным столом, и при свете свечей я увидел, что весь пол усеян спящими людьми и их багажом… Оглядевшись по сторонам, я поинтересовался, где можно найти носильщика. Пожилая миловидная женщина искренне изумилась моему вопросу: «Откуда тут носильщики?» Видимо, институт носильщиков в этих местах – дело будущего[124].

Петр Николаевич Краснов, командированный Военным министерством для осуществления исследовательской поездки по Восточной и Южной Азии, отметил, что граница еще приятно свободна он «традиционного осмотра вещей, таможенных солдат и офицеров, размена денег». Наблюдательный путешественник повсюду видел следы русского присутствия: «Против станции белое здание и вывеска „Московская кондитерская“ – рядом Парамоновы, Ивановы, Стукины в балаганах и шалашах торгуют всем, что угодно». Вокруг недостроенного железнодорожного вокзала он столкнулся с рабочими, караульным, женщиной с ребенком, торговцем на велосипеде и другими русскими. Краснову потребовалось время, чтобы найти в пос. Маньчжурия китайцев: «А вот они. Вон толпа косачей сидит на платформе и что-то ест, вот два монгола, привязав лошадей у лавочки, болтают с приказчиком, стоя на пороге… и только»[125]. Краснов считал, что русские начали колонизацию китайского фронтира.

Ил. 5. Проект станции Маньчжурия, 1908 год. Железнодорожный город даже сегодня буквально рассечен железной дорогой (Российский государственный исторический архив, Санкт-Петербург (РГИА). Ф. 323. Оп. 1. Д. 1026. Л. 9)

Маньчжурия еще не стала хорошо организованным поселением. Однако развитие ее происходило быстро, и волшебное слово «бум» со всех сторон звучало в отношении степи. Многие наблюдатели верили, что превращение приграничного поселка в главный коммерческий центр является делом месяцев, в крайнем случае нескольких лет. «Дома растут здесь как грибы после хорошего дождя», – торжествовал один из них[126]. Завершение строительства постоянного здания вокзала с двумя фасадами, изначально запланированное на 1903 год, было отложено из-за войны с Японией[127]. Общественная баня, открывшаяся в 1905 году, была так переполнена, что люди должны были ждать своей очереди часами. Новая пивоварня производила первое местное пиво для жаждущих монголов, русских и китайцев. Азартные игры на свежем воздухе привлекали представителей всех национальностей. Разногласия и мелкие перепалки, возникавшие между недовольными картежниками, разрешались на искаженном русском языке, родном для людей приграничья. Железнодорожный театр ставил любительские спектакли для избранной аудитории. Люди на час могли забыть о повседневных делах и хлопотах в варьете «Мавритания»[128].

Станция Маньчжурия была разделена как инфраструктурой, так и полуколониальной политикой. Она, как Харбин и другие поселения вдоль Маньчжурской железной дороги, была окружена полосой отчуждения – экстерриториальной зоной на китайской территории, полностью управляемой и охраняемой русскими. Огибая ст. Маньчжурию, эта зона составляла 5462 гектара[129]. Поселок состоял из четырех частей, три из которых находились в экстерриториальной зоне: китайская сторона, расположенная к югу от железнодорожной полосы, забайкальская сторона – к северу от нее и шумный частный поселок. Вытянувшись на север к реке Куладжей, за зоной отчуждения располагался район бедноты, который назывался «заречный поселок». «Китайская сторона застроена казенными, преимущественно каменными, зданиями, в которых живут служащие железной дороги и чиновники и находятся станционные учреждения Китайской Восточной железной дороги; здесь имеются: церковь, больница, школа, общественное собрание, библиотека… канцелярия начальника полицейской охраны (полицмейстера) и другие учреждения. На вокзале – почтово-телеграфная контора и таможня. Эта часть поселка выстроена правильными широкими улицами, застроена довольно оригинальными зданиями… большинство жилых домов – небольшие особняки на 1–2 семейства, окружены садами». Частный поселок, по мнению населения, а также с точки зрения экономической значимости был главной частью поселения: «Здесь сосредоточены все магазины, промышленные заведения, тут же бойкий базар. В частном поселке имеются: миссионерская (Пекинская миссия) церковь (ныне сгоревшая), 4-х классное городское училище, начальное училище, 2 общественных собрания русских и 1 китайское, городское самоуправление, городские: пожарная часть, бойня, больница, ветеринарный врач, библиотека. Среди магазинов большинство – винно-бакалейные и мануфактурные, есть небольшой книжный, два – аптекарских, одна аптека»[130]. Приграничный поселок в целом производил скорее благоприятное впечатление, ухоженная китайская сторона с фонтанчиками и непривлекательная забайкальская сторона, «где возле домов „воют ветры“ и заносят песком все окружающее, где возле домов голо, как в степи»[131]. Районы города, находившиеся под управлением Забайкальской железной дороги, в конце 1910 года были переданы КВЖД и объединены с остальными его частями. Однако разделение между частным и казенным районами сохранилось и подчеркивало значимость железнодорожной компании как политического агента.

Кто жил в этом зарождавшемся городе? Достаточно долго мужское население Маньчжурии преобладало, что характерно для фронтирных поселений[132]. Точность переписей населения, проводимых в приграничных населенных пунктах с их сезонной миграцией рабочей силы, непостоянством населения и многими людьми, которые