Любимые - Виктория Хислоп

– Так жалко оставлять все здесь, – тихо сказала Маргарита, пряча коробку под вещами.

– Одежду?

– Нет. Драгоценности.

– Уверен, тебе что-то достанется из этого, когда придет время.

– Но сколько мне ждать? Пока не умрет та женщина?

– Маргарита!

– Не очень-то хорошей матерью нам она была! – возмутилась Маргарита.

Танасис все еще скучал по матери. Именно он был к Элефтерии ближе всех и хранил самые крепкие воспоминания о ней. Будучи первенцем, когда-то он получал все ее внимание. Танасис часто думал о матери, хотя письма о ее состоянии приходили нечасто.

Он заметил на полу женский платок и, улучив момент, тайком от Маргариты поднял его и сунул в карман. В уголке вещицы значилась изящно вышитая буква «Э». Позже он часто будет прижимать этот платок к лицу. Там не осталось и следа от маминого аромата, но он будет беречь этот крошечный лоскут шелка до самой смерти.

– Но мы не видимся с ней. Не получаем никаких известий. А эти сокровища впустую пропадают здесь.

– Ты для них еще не доросла, – настойчиво сказал брат.

Разговаривая, они не услышали, как открылась входная дверь и в комнату вошла Темис.

Заметив сестру, Маргарита вытолкнула ее из комнаты:

– Почему ты все время следишь за мной? Иди отсюда!

Темис убежала, но услышала достаточно. Старшую сестру, казалось, не волновало, жива ли их мать или нет. Ее бессердечие не знало границ.

Маргариту разозлило, что Темис видела, как она роется в маминых вещах. Когда они легли спать, старшая сестра навалилась на грудь младшей и поклялась, что убьет Темис, если та выдаст ее.

Темис в этом не усомнилась.

Когда бабушка уходила из дома, Маргарита регулярно возвращалась к шкафчику и рассматривала каждую вещицу, с любовь раскладывала украшения по степени их ценности, о которой она могла лишь догадываться. Эти сокровища наполнили ее мысли мечтами и фантазиями о жизни, где все восхищаются ее красотой и обращаются с ней как с принцессой. А что, если она встретит королевских особ? Какие украшения ей надеть?

Пока Маргарита жила мечтами, ее братья следили за непредсказуемыми событиями в реальном мире.

Хотя генерал Метаксас с радостью перенял немецкий и итальянский режимы, но в начале войны в сентябре 1939 года не поддержал их. Вместо этого он повернулся лицом к Великобритании.

Ранним октябрьским утром в 1940-м, всего год спустя, в резиденцию Метаксаса прибыл итальянский посол с требованием позволить войскам Муссолини войти в Грецию через Албанию и занять несколько областей. Метаксас дал категорический отказ.

Практически сразу итальянские войска перешли границу.

– Они вторглись, – сказала кирия Коралис, заламывая руки. – Что же нам делать?

Паника в ее голосе была осязаемой.

К четырнадцати годам Темис еще слабо представляла географию родной страны, ведь она не бывала дальше побережья, в двадцати километрах от центра Афин. Если итальянцы маршируют на юг, то прибудут в Патисию к утру, думала она. Ночью девочке совсем не спалось.

Утром обстановка слегка разрядилась. В новостях сообщали, что вооруженные силы Греции ответили с неожиданной яростью и мощью. За последующие месяцы, несмотря на суровую зиму, они оттеснили итальянцев дальше к Албании и быстро заняли территорию на юге страны.

К тому времени никто не задавался вопросом, восхищаются итальянцы греками или нет.

– Я так рада, мальчики, что вы не там, – срываясь на слезы, сказала кирия Коралис, когда они собрались у радио.

Греческим солдатам приходилось воевать в суровых условиях.

– А я не рад, йайа, – ответил Танасис. – Я хочу защищать свою страну. Солдаты показывают, как сильно любят родину. Благослови их Господь.

– Ты еще успеешь это доказать. Я в этом уверена. Все ваши тренировки в ЭОН не пройдут даром.

Успех греческих войск стал поводом для празднования в семье Коралис. Простой ответ «охи» итальянскому послу сделал Метаксаса еще более популярным среди почитателей, и даже те, кто был недоволен его диктатурой, нехотя признали, что он защитил страну от позора.

– За нашу храбрую армию, – сказал Танасис, поднимая бокал.

Тем вечером все четверо детей Коралис надели форму ЭОН. Днем они сходили на парад победы, наполнив гордостью сердце бабушки. Панос произнес тост без энтузиазма, но даже Темис поддалась радостному настрою.

– За нашего генерала! – хором сказали они с Маргаритой с несвойственным им единением.

Отпор итальянцам на албанской границе стал огромной победой, но Метаксас все еще пытался избежать участия в войне.

– Он отклонил предложение Британии направить сюда войска! – сказал Панос. – Почему? Они же защитят нас!

Танасис быстро нашел, что ответить.

– Если в страну войдут войска Черчилля, нам конец, – фыркнул он. – Тогда Гитлер поймет, что мы враги.

Все за столом притихли. Их страна была невероятно уязвима.

Усилились репрессии. Как-то в январе, когда дети вернулись в школу после рождественских каникул, Темис увидела, как жесток правящий режим. Они сидели у Фотини дома, когда на улице появились люди, искавшие коммунистов. Одного парня, ровесника Танасиса, выволокли из ветхого дома на улицу. Когда эти люди проходили мимо, девочки смотрели через щелку и дрожали от страха. Темис заметила, что лицо парня в крови, но его быстро затолкали в фургон.

Неделю спустя девочки снова услышали крики на улице и громкий стук у соседней двери. Кирия Каранидис наказала им спрятаться под кроватью в случае, если придет полиция. Подруги так и сделали, зажав уши руками, чтобы отгородиться от звуков.

В конце января произошло то, чего никто не ожидал. Генерал Метаксас умер.

– Сепсис, – без сожаления заявил Панос.

Он прочел об этом в газете. Реакция была разной, особенно в семье Коралис.

Темис ощутила прилив оптимизма. Возможно, смерть диктатора означала возвращение других политических партий и конец преследования коммунистов, свидетелем которого она недавно стала.

Танасис и Маргарита бурно скорбели по Метаксасу. К этому времени в ЭОН насчитывалось более миллиона участников, и многие ощущали, что лишились краеугольного камня своих убеждений. Темис же не чувствовала ничего. А Панос и того меньше.

– Подожди, – сказала Маргарита Паносу. – Ты еще будешь скучать по Метаксасу. Ты не одобрял его политики, но будешь жалеть, что его нет.

Панос в открытую наслаждался спорами с братом и сестрой, но Темис изо всех сил избегала стычек, особенно со своей язвительной сестрой. Панос знал, что младшая сестра настроена так же, как и он.

– Слушай, Темис, – сказал Панос, когда они были вдвоем, – даже если нам нельзя в открытую выражать наши взгляды, это не значит, что они неверные. Возможно, от этого они еще более правильные.