Венецианская маска. Книга 2 - Розалинда Лейкер

Могло быть и значительно хуже — Доменико вполне могли замучить до смерти, либо устроить ему публичную казнь на Пьяцетте, но милосердие все же взяло верх, и он был приговорен к пожизненному заключению. Вся его собственность и владения объявлялись собственностью государства. Его препроводили туда, где ему предстояло отбывать заключение — в одну из камер, находившихся под крышей Дворца дожей, где содержались политические заключенные. Возможности попрощаться с семьей, которая оказалась между небом и землей, ему не было предоставлено.

Зато во дворце Челано в этот вечер было устроено пышное празднество — Филиппо вместе со своими братьями торжественно отмечал падение дома Торризи. Элена присутствовала на этом сборище, по-скольку было много жен родственников Челано. В душе она горько смеялась, вспоминая свои героические попытки предотвратить надвигавшуюся катастрофу. Да, прав был тогда Филиппо, когда после возвращения из Парижа он сказал ей, что осуществление замысла против Доменико займет немало времени. Как же хитро должны были работать его шпионы, чтобы заполучить возможность проникнуть в тайны его деятельности! Как же изумительно тонко надо было все организовать, чтобы добро представить в обличьи зла! Явно здесь немало пришлось попыхтеть и Маурицио, чьей хитрости и проницательности она всегда опасалась.

После ареста Доменико Элена еще раз просмотрела записи обрывков тех бесед, что ей удалось подслушать, но ничего стоящего, что действительно могло оказать Доменико хоть какую-то помощь, так и не обнаружила. Не остановившись на этом, она даже рискнула, надев для верности маску, отправиться к одному из юристов, где выложила перед ним некоторые из этих документированных записей, изменив, однако, имена и вообще представив все как некий гипотетический случай. Но, прочитав их, опытный юрист лишь покачал головой.

— Такого рода записи каких бы то ни было бесед, производимые без присутствия третьего лица, не являются доказательствами. Так что, синьора, советую вам их просто выбросить.

Теперь, глядя на Филиппо, пьяного от вина и от победы, вне себя от счастья своего полного триумфа и сокрушительного поражения Торризи, она чувствовала, что ее отвращение к нему достигло критической точки. Сейчас она видела в нем не только того, кто искалечил ее собственную жизнь, она воспринимала мужа как злодея, покусившегося на будущее ее Елизаветы. Когда Мариэтта лишилась своего ребенка, дочери Элены улыбнулось счастье вырасти в благополучном доме, в холе и заботе, в окружении добрых людей. Но Филиппо, руководствуясь одним лишь чувством слепой мести, пустил часть этой семьи по миру, а Доменико отправил за решетку.

— Что же мы грустим, Элена? — перед ней замаячило чье-то раскрасневшееся от вина и веселья лицо. — Мы переживаем исторический день — вендетта завершена.

— Завершена, — согласилась Элена довольно равнодушно и подумала, что к великому сожалению, совсем не так, как они мечтали вдвоем с Мариэттой — без всякой вражды и по доброй воле. Она с грустью отметила, что все мечты, возлелеянные ею, обратились в прах.

Филиппо бросил на Элену сердитый взгляд — ее печальное лицо было вызовом общему торжеству. Он мог бы почувствовать себя абсолютно счастливым, но… Он теперь получил все. Все… кроме наследника. Может быть, следовало бы теперь прислушаться к совету своей матери, когда-то данному ей. Но избавиться от жены ему мешало сознание того, что до нее, даже мертвой, будут прикасаться десятки чужих рук, в том числе и мужских, — нет, это было для него непереносимо: чувство собственности в Филиппо было гипертрофированным.

Мариэтта в двадцать четыре часа должна была покинуть дворец Торризи. Когда она вернулась домой из Дворца герцога, чиновники уже находились во дворце Торризи, успев загодя обзавестись ключами Доменико. Они дали позволение на то, чтобы хранилище драгоценностей — помещение, имевшееся в каждом дворце — было открыто для нее, сколько требовалось, с тем, чтобы она имела возможность забрать некоторые ценности, лично принадлежащие ей, включавшие и фамильные, которые Доменико вручил ей, а также некоторые другие ювелирные изделия, полученные ею от мужа в разное время. Также было позволено изъять из сундуков довольно значительную сумму денег для оплаты прислуги, поваров и прочих, занятых ранее в хозяйстве лиц. После этого тяжелые двери были наглухо закрыты и опечатаны.

Упаковка всех вещей, принадлежавших лично Мариэтте и ее дочери Елизавете, взяла на себя одна только Анна. Пожилую женщину подкосил такой страшный поворот событий, повлекший за собой отдание под суд ее господина Доменико Торризи и заключение его в тюрьму, что для нее означало потерю самой лучшей работы, которую ей приходилось когда-либо получать. Она знала, что ее бывший хозяин очень хорошо бы обеспечил ее одинокую старость, будь он в силах.

Зайдя в покои Доменико, Мариэтта постаралась взять как можно больше одежды Доменико. Получилась увесистая поклажа, с которой она направилась вниз, туда, где Анна хлопотала над большим дорожным сундуком.

— Анна, поторопись! Положи одежды синьора Доменико вперемешку с моими, чтобы не так было заметно. Хоть он и заключенный теперь, добрая одежда всегда пригодится ему.

Мариэтта не сомневалась, что людям непосвященным, каковыми были чиновники, будет весьма трудно заметить пропажу нескольких сюртуков или халатов, поскольку гардероб ее супруга отличался большим разнообразием. Кроме того, она сунула в сундук несколько его самых любимых книг и географических карт. Хотя его изъятые драгоценности уже лежали в особой опечатанной шкатулке, Мариэтта знала, где в потайном месте хранились представляющие ценность карманные часы, и взяла их оттуда. Эта вещь когда-то принадлежала отцу мужа, и Мариэтта помнила, что когда-то он даже с улыбкой сказал ей, что настанет день, когда они перейдут к их сыну.

Их сын! О каком сыне можно было мечтать теперь, когда Доменико приговорен пребывать в тюрьме до самой смерти! Эта жуткая истина доставила ей такую душевную боль, что Мариэтта на какое-то время даже застонала. Как же теперь? Ждать, пока какой-нибудь очередной дож, пришедший на смену нынешнему, смилостивится и подпишет Доменико амнистию или помилование? А она, к тому времени уже бесплодная старуха, встретит его у тюремных ворот?

— Синьора! — к ней спешила девушка-служанка. — Чиновники желают видеть вас в музыкальной комнате. — Она, казалось, была смущена. — Дворецкий уже говорил им, что этот клавесин принадлежит вам.

Последовавшая затем дискуссия о клавесине, украшенном замечательной росписью — один из самых дорогих ее сердцу подарков Доменико к ее дню рождения, — положила конец различиям во мнениях, и было решено, что он остается во владении Мариэтты. Она, опасаясь, как бы чиновники не спохватились и не изменили решения, тут же распорядилась отправить инструмент из дворца. Новым адресом стал тот самый дом, где они вместе с Эленой произвели на свет своих детей. Леонардо, который так и не отдавал никому ту самую квартиру, предложил Мариэтте стол и дом, и она с благодарностью согласилась.