Тотальное преследование - Николай Басов

На новом месте Том покрутился и освоился уже к началу нового, ноль второго лета. Тем более что работы теперь у него было навалом, и довольно творческой. Так, однажды уже в середине июня Извекова вызвали в главное управление энергоснабжения города и предложили, а может быть, и приказали – в нюансы этого начальственного вызова он не очень вникал – заняться серьезным анализом городской разводки энергопитания, разумеется, с учетом перспектив лет на десять-пятнадцать, не дальше. При этом его снова выдернули из треста, в котором Том почти обжился, и перевели в новое здание в центре города, где работали чистенькие девушки, где была отменная столовая и куда, кажется, подъезжало больше машин, чем было работающих. Только сам Томаз да еще человек двадцать являлись на службу пешком, то есть на общественном транспорте. И оклад сразу стал каким-то поднебесно высоким – Том и не подозревал, что такие возможны при его-то инженерной должности.

А Лариса вдруг расцвела. Она была настолько просто, по-коровьему, счастлива, что все так удачно сложилось для ее маленькой семьи, что Том втайне позавидовал ей. Он был бы не прочь, чтобы такие простые вещи и на него оказывали подобное приятное действие. Сам же он как был, так и остался откровенно и разочаровывающе неустроенным.

Нет, конечно, он тоже был доволен, что Лариса по-женски светится каждое утро перед работой, что ему готовят отличные завтраки и ужины, покупая отменные и свежие продукты преимущественно на рынке, а не в грязноватых и темных магазинах, где все выглядит даже не несвежим, а каким-то ненужным, словно людям и кормиться уже стало необязательно. Разумеется, был доволен, что Лариса почти тут же перевела свою дочь в школу получше, хотя для этого приходилось теперь ездить на автобусе три остановки – далековато для девчушки. Какие такие проблемы дочери Лариса при этом развязала, Том не знал, просто не спрашивал об этом, но что-то в этом решении оказалось правильным, потому что Лета стала спокойнее, менее напряженной и настороженной.

А потом, когда Извеков уже и сам решил, что все в его жизни потихоньку стало устраиваться, пришел приказ пройти какую-то совершенно новую, невиданную ранее тарификацию. В прежние годы разные подобные мероприятия тоже проводились, но они бывали настолько формальны, что и не вспоминались через неделю-другую, истинные возможности людей почти не выявляли и служили лишь для того, чтобы кто-то из верхних чинов мог доложить, что дело сделано.

На этот раз получилось не так. Многих «снесли», выражаясь карточно-преферансным термином, зато многие из тех, кто сидел если не в самом низу, то в бескрайней середине служебных пирамид, вдруг получили высокие категории. Сам Томаз получил едва ли не самую высокую категорию из реально возможных, которая была занесена даже на его банковскую карточку, а именно – D6. Почему буквенное обозначение было взято из латиницы, никто не знал. Что оно означало, тоже было непонятно. Зачем к нему была прибавлена еще и цифра, тоже осталось загадкой. Возникали разные предположения и подозрения, но никто ничего не мог сказать наверняка.

Но с таким индексом, как Томазу подсказали в отделе кадров, через год-другой он с Ларисой и Летой мог вполне определенно переехать в новую трехкомнатную квартиру, если подаст какую-то там заявку. Это произвело на Ларису странное впечатление. Сначала она загрустила, потому что прожила в своем доме и в этом районе всю жизнь и не могла легко со всем расстаться. Но при этом она уже стала подумывать, как они заживут, если у них будут большая столовая и отдельный кабинет для Тома, да если при этом они прикупят новую мебель взамен старой и обшарпанной, – то есть она все вернее склонялась этой возможностью воспользоваться.

Самому Тому, после того как он видел, как выселяли из дома целую семью, не очень хотелось использовать этот шанс. Он был брезглив, с той особенной способностью не трогать других людей, не вытеснять их из привычных жизненных условий, которая отличает только тех, кто действительно может себе это позволить. Поэтому он пребывал в сомнении.

Хотя, с другой стороны, они уже жили в совершенно новых условиях – не тех, которые навязал им и всему народу России Ельцин со своими остолопами-реформаторами, да и последующие горе-президенты. Они жили после Завоевания Земли отлично организованной цивилизацией пришельцев, и если уж к ним привыкать, то начинать следовало именно с этого – проверить свои возможности в новой системе и, если получится, использовать их для себя и своих близких.

Тем более что чуть в стороне от основной, исторической части города стали возводить совсем новый, ничуть не похожий на прежние район. Там и дома выглядели иначе, как-то даже не по-русски, а словно бы с картинки про Австралию какую-нибудь, где каждая семья проживала в собственном коттедже, где в достатке оказывалось и магазинов, и прочей обслуживающей инфраструктуры. Как стало известно, при возможности и желании немного подождать именно в этом районе могли поселиться Том с Ларисой и ее дочкой.

Это окончательно приучило Ларису к мысли, что переезд – дело решенное, даже при ее привязанности к центру города. Вот только людей там собирались селить тоже не вполне обычных. Очень много было явных чужаков – например, кавказцев и немцев с поляками. Лучше всех из этой новой для города волны иммиграции были немцы. Они всегда держались вежливо в контактах с русскими, даже возникало подозрение, что они этих самых контактов слегка побаиваются. Поляков Том не очень понимал, те выглядели действительно чужими, и в то же время в некоторых реакциях в них проглядывало что-то на редкость родное, славянское. И к кавказцам в городе привыкли. Прежде они, правда, торговали на рынках, зато ныне многие из них стали обеспеченными, даже богатыми, причем настолько, что свободно и расковано держались только с теми, кого признавали ровней себе, с остальными же были подчеркнуто небрежны или грубы.

Потом стало известно, что, помимо произошедшей тарификации, необходимо ввести под кожу какой-то электронный чип, который будет определять и положение человека, и его тариф, и обеспечит легкое считывание прочих личных данных. На это, если верить слухам, церковь согласия не дала, кажется, даже призвала к откровенному отказу от подобной операции. Но, с другой стороны, без этого было уже нельзя. Стали поговаривать, что всех, кто не имеет такого чипа, через год-другой не будут пускать в поезда, а со временем – даже в городской транспорт. Что уголовники и прочие, кто решил вырезать эти чипы, потому что именно на зонах и в концлагерях впервые эту операцию и провели массовым порядком, ничего хорошего не добились.

Конечно, заговорили, что можно при желании и за изрядные деньги эти чипы как-то подменить, что-то с ними сделать, чтобы не «засветиться», если хочешь этого избежать… Но вдруг выяснилось, что практически этого сделать не удается, что это даже более трудное и опасное дело, чем печатать фальшивые деньги. Кстати, и расплата за фальсификацию, по слухам, была очень жесткой. Кажется, отщепенцев даже не судили – они просто исчезали, и никому особо не хотелось гадать, куда они могли деться.

По телевизору изо всего сверхизобилия каналов Извеков неожиданно для себя выбрал всего пять – новостной, художественно-развлекательный и три образовательных, где почти не было назойливой телерекламы. В образовательных программах было немало информации о новой энергетике, которую привезли с собой захватчики. Рассказывалось о приливно-отливных станциях, небольших и вполне надежных реакторах холодного термояда, солнечных батареях и даже геотермальных станциях, которые были куда эффективнее, чем бесконечные поля ветряков где-нибудь в Голландии. Какие-то вещи Том не вполне понимал, но смотрел, учился и иногда приходил к мысли, что кое-что – например, энергоемкие и компактные инструменты, – мог бы придумывать и сам. Вот только не знал, нужно ли будет что-то патентовать, как-то оформлять авторское право и регистрировать лицензию, чтобы получать за свои идеи еще и некий доход.