Жизнь бабочки - Жанна Тевлина

– Я тебя прошу больше таких фокусов не устраивать. Ты понимаешь, что люди не любят проблем и проблемных. Хромов сказал, что ты затюканная.

Он засмеялся.

– Ты хочешь, чтобы я всем дебилам доказывала, что я не такая?

– Манюнь, но я же должен с ним общаться. Ну, ты согласна?

Маня кивнула.

– Подожди, будет и на нашей улице пенек гореть! Вот тогда все эти Хромовы будут к нам на поклон ездить.

В его глазах загорелся знакомый огонек азарта, который Маня ненавидела и боялась. Она-то знала, что жить, как Хромовы, они никогда не будут, да и не надо. Только бы Петя стал прежним.

Она тогда ехала в больницу к отцу. Настроение было ужасное, и тоже была мигрень. Отец настоял, чтобы она съездила в редакцию и там все узнала, хотя было ясно, что это ни к чему не приведет. Родители были уверены в ее скрытых талантах и всячески поощряли ее писательские потуги. Она каждый раз зарекалась, что не будет им ничего рассказывать, но потом не могла сдержаться, зачитывала какие-то особо полюбившиеся места, и они шумно восхищались. Потом зачем-то рассказала, что отправила рассказ в редакцию «Юности», а уже письмо с отказом достала из почтового ящика мама. Бедная, наивная мама! Она дождалась, пока пришел с работы отец, и торжественно вскрыла конверт. Потом Маня убежала на балкон и полчаса там плакала. А когда вышла, отец усадил ее и долго и убедительно рассказывал про тернистый путь, про то, что если человек хочет, он всегда добивается. Она никогда не знала, верит ли отец в то, что говорит, и никогда не задумывалась, что давали ей эти разговоры. Только потом, когда разговаривать стало не с кем, она испытала физическую потребность услышать этот голос, неважно, что говорящий, но успокаивающий. На следующий день отец ложился в Первую Градскую на обследование. Он тогда настоял, чтобы она дурака не валяла и поехала в редакцию. Пусть ей там конкретно объяснят, какие у нее недочеты и что надо исправить. В редакции ее дальше предбанника не пустили. Блондинка с типичной внешностью библиотекарши порылась в толстом журнале, нашла ее номер и сказала, что рассказ сырой и никакой новой идеи не несет.

– А какие идеи новые?

Блондинка близоруко прищурилась.

– Девушка, вот когда вы это поймете, у вас получится хороший рассказ.

Отец наверняка будет ругать ее за то, что так быстро сдалась. Скажет, что надо было не отступаться и выяснить точно, что им требуется.

В палате с отцом лежали еще три старика, и Маню кольнула обида, что он, такой молодой, уже лежит в кардиологии, месте, предназначенном для старости. Отцу тогда было около шестидесяти. Маня родилась, когда ему было сорок, но всегда знала, что он молодой. Последнее время, после приступа, он сильно сдал. Вначале ставили страшные диагнозы, мама подняла на ноги всех знакомых, искала каких-то светил. В итоге сказали, что это запущенная стенокардия, надо обследоваться, лечиться, вести здоровый образ жизни. Отец смеялся, говорил, что и раньше не безобразничал, а мама как всегда впадала в панику. Последнее время он чувствовал себя хорошо и лег в больницу только потому, что была строгая договоренность с одним из светил.

Он лежал на кровати без книжки, и вид его Мане сразу не понравился. Был он какого-то желтого больничного цвета, но при этом бодрился и нарочито улыбался. Ей показалось, что его даже не очень интересует результат Маниной поездки, и стало страшно, и захотелось убежать, а потом войти снова и увидеть его совсем другим.

– Ну, что тебе сказали?

– Да ну, пап, что они могут сказать. Рассказ сырой, пиши, ищи идеи.

– Ну, и что ты думаешь?

– А что мне думать?

– Ну, наверное, надо писать дальше…

Она скривилась.

– Кому это надо?

– Тебе надо. Неужели ты хочешь так быстро сдаться?

Она вздохнула.

– Значит, мне не дано…

– Я даже говорить об этом не хочу. Ты просто кокетничаешь. Давай садись, работай, и у тебя все получится. Вот увидишь.

– А ты-то как?

– А что я? Ничего нового пока нет.

– Чего-то ты не рассказываешь…

Он рассмеялся.

– Ты прямо как мама стала. Что тут можно рассказывать? Лежу… Сегодня эхографию делали.

– И что?

– Пока ничего не сказали.

– Как это не сказали?

Вошла сестра, недовольно глянула на Маню.

– Так, быстренько, все посетители выходят. Сейчас доктор придет.

– К кому?

– Я же сказала, все посетители выходят.

Кроме Мани посетителей больше не было.

– Пап, я в коридоре подожду.

Отец приподнялся на локте, быстро заговорил:

– Манют, ты сейчас иди домой. В другой раз придешь, ладно?

Она кивнула. На глаза наворачивались слезы. Присела на банкетку в коридоре. Там сидел какой-то парень и копался в папке с бумагами. Листы постоянно падали на пол, а он поднимал их и чертыхался. Из папиной палаты вышел один из старичков в тренировочных штанах и отглаженной рубашке, застегнутой на все пуговицы. Он выглядел не таким уж дряхлым, каким показался в лежачем положении. Парень вскочил:

– Вот, Николай Семенович, я почти все разобрал. Еще три минутки.

– Петь, ты давай мне все, как есть. Я сам посмотрю. А то тут уже ругаются.

Маня быстро спросила:

– А вы не знаете, к кому врач должен прийти?

– Не знаю, девушка. Но если вам сказали идти, идите. А то в следующий раз вообще не пустят.

Она оглянулась на парня, но тот сразу отвернулся и принялся сбивчиво и подобострастно желать старичку скорейшего выздоровления. Маня спросила:

– Ваш родственник?

– Нет, слава богу! Руководитель…

– Чего?

– Диплома…

Парень торопливо собирал оставшиеся бумаги в сумку, и ему было явно не до разговоров, а Маня тянула время, чтобы не остаться одной.

– А вы случайно не знаете, где лечащего врача найти можно?

– Понятия не имею. Но с вами сейчас никто разговаривать не будет.

– Почему?

– Потому что у них какие-то приемные часы есть… По утрам, по-моему.

Парень встал и набросил сумку на плечо. Маня быстро сказала:

– Я очень волнуюсь…

Он уже шел в сторону лестниц, а Маня семенила за ним.

– А не надо зря волноваться. Если бы было что-то серьезное, вам бы сказали.

– Вы думаете?

– Уверен. У вас кто там лежит?

– Папа…

Он глянул на нее, но тут же убыстрил шаг. Они уже вышли с территории, и она не знала, куда он пойдет дальше.