Желание и наслаждение. Эротические мемуары заключенного - Луис Алберту Мендес

Страсть моя была глубокой. Я вожделел ее всем своим существом. И хотел стать таким, каким она хотела видеть своего товарища. Муж не проявлял ни малейшего интереса к занятиям жены и к ее стремлению к самосовершенствованию. Я был ему эгоистически признателен. Это был мой шанс, хоть я и подумал, что не смогу им воспользоваться. Но к тому немногому, что мне было доступно, я стремился всей душой. Шли месяцы, и дружба наша крепла.

Мне было двадцать два года. Ей – на пять лет больше, чем мне. Пять лет было ее сыну – милому мальчику с черными и гладкими, словно у маленького индейца, волосами. Мне он очень нравился. Она без устали рассказывала о его шалостях. Сын был ее продолжением, а я обожал всё, что имеет отношение к ней. Даже мужа – за то, что он любил и уважал ее. Никогда я не смотрел на него как на соперника, хотя изнывал от ревности, ясное дело! Представлять, как он обладает ею, сводило меня с ума. Я старался гнать от себя такие мысли. В конце концов, начитавшись стихов, которые она мне присылала, я признался ей в любви. Она восприняла это очень непринужденно. Не довольствуясь этим, я безумно захотел описать в письме свои эротические фантазии. Действительно, она была для меня всем. Признаюсь, что ждал ее ответа с некоторым беспокойством. У меня были серьезные опасения. А если она не захочет после этого дружить со мной? А если не одобрит моих откровений? От страха потерять ее я даже расплакался. Ее ответного письма я никогда не забуду. Она соглашалась разделить мою любовь и желание. Рассудила, что пока у меня нет любовницы, мои устремления вполне естественны. С тех пор я стал получать уроки отношений между мужчиной и женщиной. На все вопросы она отвечала правдиво и доброжелательно. С ее помощью я вернулся в детство и поведал ей все мои проделки и шалости. На все она отвечала со здравым смыслом и безупречной логикой. Я спокойно и не спеша представил ей весь арсенал своих сомнений и жажду знания. Долгие месяцы я постигал, что секс – природная творческая сила.

Мы углубляли наши дилогии в длинных письмах. Моей ненависти она противопоставляла свою любовь, пыталась выявить причины моего бунтарства. Она опровергла весь комплекс вредоносных и ошибочных идей, сложившийся у меня в голове. Когда я готов был впасть в отчаяние, она вселила в меня надежду. Я просто не верил, что бывают по-настоящему честные люди. Искренность, с которой она обращалась со мной, была для меня настоящей новостью. Как же ее не любить? Ее готовность обучать меня всему, ее внимание ко мне – все это меня просто перевернуло. Вся моя прошлая жизнь утратила смысл, и я полностью отдался своей любви. Мне очень нравилось, что она руководит мною. Несмотря на кротость и превосходное воспитание, она была довольно строгой. Иногда у меня с ней возникали трудности. Малейшая оплошность была сурово порицаема. Я приходил к выводу, что я совсем не такой, каким себе кажусь.

Жизнь у меня изменилась. Кто-то, видимо, любил меня, коли украсил мою жизнь присутствием такой женщины. Я был словно подросток, перестраивавший свое мировоззрение. Ах! Я ее любил! И как любил! Доходило до того, что если я переставал хоть на минуту думать о ней, то начинал плакать или целовать воздух, как дурачок.

Когда я получил ее первую фотографию, мне стала невыносима мысль, что она существует, что она далеко и что она замужем. Я увидел смуглую, прекрасно сложенную женщину – просто чудо! Этот снимок я всегда носил с собой, показывал ближайшим друзьям. Благоговейно целовал ее портрет.

Первая моя встреча с ней стала величайшим событием всей моей жизни. Она работала школьной учительницей, и во время каникул сделала всё, чтобы приехать из Рио-де-Жанейро в Сан-Паулу. Сеньор Жилбéрту Айéлу, наш друг, добился, чтобы нам в порядке исключения разрешили свидание в один из будних дней. Будет спокойнее, да и обстановка получше. За три дня я дрожал при одной лишь мысли о свидании. Желание было так велико, что схватывало живот. Накануне я не мог заснуть. Но, «если ты придешь в четыре, то в три я уже буду счастлив», как сказано в «Маленьком принце» Сент-Экзюпери. Рано утром я принял ледяной душ и облекся в чистую, хорошо проглаженную одежду. Это была арестантская роба, которую я выпросил у товарища, чтобы лучше выглядеть.

Снедаемый нетерпением, я расхаживал туда-сюда по двору. Я чуть не запрыгал от радости, когда меня вызвали встречать ее.

Когда я увидел ее вблизи, у меня подкосились ноги. Мне пришлось опереться о стол, чтобы не рухнуть. Никогда я так не волновался. Никогда я не умел быть покорным, даже с матерью.

Она поняла и чуть заметно улыбнулась. Ласково провела рукой по волосам. Я боялся упасть. Посмотрев ей в глаза, я прочел в них только нежность. Увы! Я не знал, что сказать. Глаза мои увлажнились. Я чувствовал себя донельзя скованным. А ведь я так долго ждал этой встречи… Так много от нее ожидал – а теперь не могу даже пошевелиться! Мягкий, грудной голос обратился ко мне: «Садись, Котик». На ней были круглые очки с голубыми линзами. Лицо было восхитительно. Элегантный костюм скрывал очертания тела, столь мне желанного. Сидя напротив меня, она говорила, что очень рада, что приехала сюда. Я с трудом отвечал. Завязалась беседа, но мы ничего не говорили ни о себе, ни о моей любви к ней. Мне было интересно слушать о ее семье. Семья была дружной. Заговорив о сыне, она сказала, как важно, что он у нее есть. Прощаясь, я целовал ее руки, а она – мои. Когда она уже собралась уходить, я порывисто схватил ее руку и снова поцеловал. Она лишь улыбнулась. Боль сдавила мне грудь. Хотелось бежать за ней, догнать ее и уйти вместе. В дверях она грациозно помахала мне рукой. Слезы хлынули у меня из глаз. Потом я часами рассказывал об этом своему другу по имени Энрике Морéну.

С того дня я еще больше полюбил эту женщину. Я вожделел ее как безумец, желая, чтобы было с кем разделить перемены в жизни после освобождения. Возбуждали меня только мысли о ней. Когда по воскресеньям на свидание приходила мать, я даже не глядел в ее сторону. При одной лишь мысли о любимой у меня вставал член. Никогда я так блаженно не мастурбировал. В тюрьме считалось табу, если мужчина лижет женщину, и даже сама мысль об этом считалась запретной. Того, кто это делал, окружали презрением. Я ничего такого и знать не хотел – воображал, как я облизываю ее всю. При одной этой мысли рот у меня наполнялся слюной. Я воображал, как вылизываю каждый уголок ее смуглого тела… И восхищался ее отзывчивой душой – прежде я и не знал, что такие бывают.

Любить… Да, любить! Чувства мои оставляли позади всяческие вожделения. До этого я занимался сексом из-за возбуждения, желая насладиться и проявить превосходство самца. Принцесса, в отличие от любой другой женщины, влекла меня к добру. Я полностью доверял своему чувству. Знал, что обладать ею было бы величайшим счастьем, и отказался бы от секса, если это необходимо, только бы быть с нею. Новый, истинный мир, который она мне дарила, превосходил всё. Принцесса внушила мне, что без уважения и нежности ничего хорошего не получится.

Я никогда не вменял себе в грех свои фантазии. Она научила меня, как обращаться с женщиной. Утверждала, что женщина – это продолжение мужчины и наоборот. Наши беседы о сексе длились долго. Мало-помалу я стал постигать половые отношения как душевную общность. Из обладания они превратились в отдачу, из овладения – в уважение. Естественное осуществление оборотной стороны вожделения. Свобода, а не табу. Любовь, отдача и возрастание.