Под лапой. Исповедь кошатника - Том Кокс

Пока Ди заделывала огромную дыру в полу спальни, я занялся садом: за компостной кучей обнаружился мини-карьер ядерных отходов, где валялись старые сумки для клюшек, полупустые канистры из-под масла, бутылки с ярко-сиреневой жидкостью, на которых была наклеена этикетка с черепом и костями, битое стекло и, как мы потом поняли, шиферная крыша древнего самолетного ангара. Мы даже почувствовали что-то вроде облегчения, когда Пруденс решила, что хоть лоток и удобная штука, опорожнять кишечник ей намного приятнее на уютном гусином пухе. По крайней мере, на грязно-розовом длинноворсном ковре в ванной наверху перестанет расти грибок.

– Э-э, у нас тут образовалась небольшая проблема. – Ди только что поговорила с кем-то по телефону. – Как насчет съездить в Лондон за посылкой?

Актер поведал нам о безвыходной ситуации: ему в последний момент предложили работу в Австралии, и он срочно вылетает, только как-то не подумал, что до Лондона, откуда надо было в тот же вечер забрать Медведя, целых 200 километров, а его бывшая девушка не водит машину. А когда он теперь вернется? Неизвестно. Вернется ли он вообще? Э-э, он пока не знает.

– Ну, вот и настал этот момент, больше никаких метаний туда-сюда, – объяснила мне Ди. – Это последний переезд. Теперь Медведь наш.

Меня мучил кашель, и болели оба уха, так что решение мчаться в Лондон в 8 вечера принял человек, который совершенно одурел от затянувшегося переезда. По правде говоря, я заметил неполадки в ходу нашего «Форда Фиесты» еще за день до этого, но быстро выкинул все из головы. Накопилось слишком много дел, и я собирался заняться машиной после того, как найду чайник, схожу в магазин стройматериалов, а потом в «Икею» за шестью запасными одеялами, на которые приноровилась гадить Пруденс. Не успел я добраться до границы между Норфолком и Саффолком, как машина завихляла, а из-под левого переднего колеса послышалось «ф-ф-ф».

Папа однажды показывал, как менять колесо: мне тогда было тринадцать лет, и я наверняка был занят тем, что разглядывал свою пышную челку в боковом зеркале, но что-то я ведь должен был запомнить. Если постараться, то, возможно, получится откопать какую-нибудь информацию из потаенных уголков памяти, однако, учитывая, что мне не очень-то хотелось залезать под свой «Форд» на темной норфолкской обочине, я поступил, как любой другой заумный кошатник из «поколения икс» – вызвал техпомощь. Пока они ехали, я позвонил Ди, и мы решили действовать согласно первоначальному плану: позвонить нашему другу Майклу и попросить его приютить Медведя, которого завезет к нему Актер, на пару дней, пока мы наконец не сможем нормально добраться до Блэкхита.

* * *

Не могу сказать, что жаждал увидеться с Актером, но возможность этой встречи казалась мне по-странному притягательной, все равно что одновременно застать Бэтмена и Брюса Уэйна в одном месте. При верном мистическом настрое мой остроухий враг вполне мог встретить достойного соперника. Майкл был фолк-музыкантом, пел о сжигании чучел и увлекался траволечением, а среди множества его возвышенных верований в духе 1971 года было и то, что животные никому не принадлежат. Несмотря на это, Майкл был не прочь разделить любовь бродячего рыжего кота Рамзеса, огромного и слюнявого, со старичком, который жил в квартире над ним.

Хотя в целях безопасности к приезду Медведя Майкл убедился, что Рамзес где-то гуляет, он забыл заглянуть на полку над кроватью, где лежала маска в виде лошадиной головы, его любимый реквизит для исполнения песен «Власть эльфам» и «Реальность – это фантазия». Как только напуганный Медведь выбрался из своей передвижной тюрьмы и прыгнул на покрывало, кот, имеющий больший авторитет в жилище Майкла, тут же вскочил на кровать с дикими воплями. Увидев стоящую дыбом шерсть и горящие зеленые глаза, Медведь удрал и в итоге устроился в дальнем углу гардероба, среди средневековых плащей из коллекции Майкла.

– Так там и сидит, – сказал Майкл, когда через два дня мы приехали забрать Медведя. – Хотя подождите, один раз все-таки выбирался – когда я готовил брокколи.

– Ах да, – отозвалась Ди. – Одна из его слабостей.

– Я думал, кроме кошачьего корма и мясной нарезки, Медведь ест только карри.

– В общем, да, – ответила мне Ди, – но однажды у него поехала крыша, и он съел брокколи, а потом еще и печенье. Или сначала печенье, не помню.

– Кстати, он очень любвеобильный, – добавил Майкл. – Никогда не видел, чтобы кошки так выражали свои чувства, сначала даже испугался немного. А, вот еще что: я думал, у меня сели батарейки в датчике дыма – он постоянно пищал, но потом я вспомнил, что у меня вообще нет датчика дыма, и понял, что это все Медведь.

Мы поблагодарили Майкла и пошли к машине. На этот раз Ди сумела сама заманить Медведя в его коробку. Я не видел кота сквозь щелочки, однако он точно знал, что я рядом. Чтобы дорога прошла приятнее, Майкл одолжил нам кассету с альбомом фолк-группы «Trees» 1970 года под названием «The Garden of Jane Delawney» – «Сад Джейн Делони». Первая песня начиналась со слов: «Деревенский воздух, окутай меня».

Не очень-то подходящая для машины музыка, но в самый раз для туманного осеннего вечера, когда вы едете в богатое старинными верованиями место вроде Норфолка: таинственный шепот, магические мелодии и вкрадчивые гитары. Неудивительно, что полный оптимизма человек с бурным воображением увлекся мечтами о жизни за городом и начал представлять, что напишет роман ужасов, саундтреком к которому станет этот альбом.

Какое-то время безостановочное мяукание с заднего сиденья делало музыку еще более зловещей, но где-то на пятой песне Медведь стал орать как сумасшедший, и мы решили послушать радиопостановку «Арчеры».

* * *

Прошло почти полгода, и за это время мы с Ди поняли, что наши представления о сельской жизни не соответствовали действительности. Перед переездом в Брантон мы не занимались никаким «изучением» местности: это же Норфолк, а в Норфолке везде красиво. В какой-то мере да, но вполне ожидаемо, что переезд из города, где днем и ночью можно купить что угодно, в деревню, от которой километров пятнадцать до ближайшего супермаркета, где отрабатывают свое малолетние преступники, оказался культурным шоком. К тому же из нас двоих машину водил только я. Мы цеплялись за нашу мечту о сельской идиллии, но иногда не могли найти самый обычный магазин. И почему никто не предупредил, что в норфолкской глуши зима длится раз в десять дольше, чем в Лондоне? Видимо, я слишком увлекся колонкой «Один день из жизни» в журнале «Санди таймс», где творческие люди, успешно устроившиеся в деревне, рассказывали, как встают с пением птиц, до обеда работают, а потом гуляют по окрестностям или возятся на грядках с зеленью; так или иначе, когда я жил в Блэкхите, мне представлялось, что я перееду не просто в новое место, а в другой временной пояс, где дни длятся в три раза дольше.

На самом деле все вышло совсем иначе. Как и в Лондоне, я должен был соблюдать сроки сдачи работы, отвечать на электронные письма и платить по закладной, только здесь прибавились еще ремонтные работы и грязь, которую в основном приносили двадцать маленьких, но удивительно много впитывающих в себя лап. Поблизости никаких пабов или клубов, где в компании друзей можно забыть о проблемах, а еще дороги, бесконечные дороги, и крошечный викторианский домик, за окнами которого вечная ночь. За пять месяцев у меня не было ни дня отдыха.