Аттила - Эрик Дешодт

Тем временем Аттила отправил свои войска в германские земли до самой Балтики под командованием трех своих самых верных людей — Онегесия, Ореста и Эдекона.

Грозные германцы всюду были разбиты. Те, кто выжил, с перепугу забились в самую чащу лесов. Конники, победно выскочившие из глубин этих лесов на огромный песчаный берег незнакомого моря, усеянный кусками янтаря, порой соизволяли спешиваться и подбирать их. Весь север Европы между верховьями Рейна, Эльбой и Балтикой вскоре будет колонизирован. Империя гуннов стала обширнее Римской.

В это время Бледа умер. Говорят, его видели, когда он, пошатываясь, ходил по своему городу, веселый между попойками. Протрезвев, он подзывал коня и отправлялся на охоту. Однажды он подозвал его слишком рано и, к несчастью, сумел усесться верхом. Вцепившись в гриву, он забрался в чащу леса, где, как он знал, была медвежья берлога. Увы, запах зверя напугал его коня; тот сбросил всадника, который разбил себе голову о ствол дуба.

Эту версию подвергали сомнению. Она казалась слишком простой. Аттила Кровожадный не мог не быть замешан в смерти брата, к тому же старшего, из опасения, что тот когда-нибудь оттеснит его на второй план.

Первостатейные писатели и историки поддерживали версию об убийстве: Аттила якобы убил своего брата. Сегодня от этой версии не оставили камня на камне. И главная причина такова: эта гипотеза принижает Аттилу. Превращает его в маньяка-убийцу, который бы, как говорится, не пожалел отца с матерью, а уж брата… Аттила мог лить кровь рекой, что он неоднократно доказывал, но не это его главная черта.

Бледа ничем ему не мешал, он не мешал вообще никому. Охотился, пил, ел, счастливый тем, что может жить своей жизнью. Больше всего желавший, чтобы его оставили в покое. Первыми об убийстве завопили Равенна и Константинополь. Они утверждали, что в отсутствие брата Бледа забрал в свои руки власть, которая показалась тому опасной. Но они сами жили в обстановке убийств и двуличия. Их вопли никого не взволновали.

Аттила и ухом не повел в ответ на эти обвинения. Он упрочил свою власть, и удача была на его стороне.

В 439 или 440 году один гунн, пасший свои стада в восточных степях у Дона, примерно в 300 километрах от устья этой реки, увидел, как к нему ковыляет телушка с пораненной ногой. Заинтересовавшись, он прошел по кровавому следу до острия, торчащего из земли, и выкопал оттуда меч.

Очистил: меч оказался золотым. Это был меч Марака! Защитника непобедимых скифов, вышедшего когда-то из Аральского моря по воле богов, чтобы покарать и возглавить разнеженные степные народы. Двигаясь на запад, они вышли за Каспий и уже подступили к Кавказу, но тут их остановили киммерийцы. Они были страшны, и храбрые скифы дрогнули. Тогда Марак, вождь всех скифов, вытащил свой большой золотой меч и велел выкопать яму, положил его туда своими руками, чтобы острие торчало из земли. Затем он велел засыпать яму и, указывая на север, где были киммерийцы, заявил, что ни один скиф не сможет отступить ни на шаг за острие закопанного клинка. Возбужденные скифы ринулись вперед, оробевшие киммерийцы оставили поле боя. Скифы устремились за ними вдогонку, пленили их вождя, смяли войска Медеса, пришедшие им на помощь… В своем порыве они добрались аж до границ Египта, откуда их выпроводил фараон Псамметих I, осыпав подарками.

Дарий I, создатель огромной персидской империи, отказался от мысли их покорить. Полководцы Александра Македонского уступили им Бактриану в Афганистане и северо-запад Индии. Только правитель парфян, Митридат II Великий, сумел уничтожить несколько скифских отрядов. Римляне, достигнув вершины своего могущества, опасались с ними связываться. Скифы держали в страхе весь мир. И всё это благодаря мечу Марака! Который прагматичные римляне называли мечом Марса.

Пастуху, нашедшему священный меч, предложили отнести его Аттиле. Тот так и сделал, надувшись от гордости. Его сопровождал почетный кортеж, состоявший из самых доблестных вождей в империи.

Аттила был агностиком, но как не изобразить восхищение, признательность и почитание перед этим воплощением самых безумных суеверий людей, которые во всех странах подлунного мира считают войну самым достойным из всех людских занятий?

Аттила сыграл ту роль, которую от него ждали. Вручение меча превратило его в избранника Марса, властителя войны и мира.

Находку отпраздновали с большим размахом. Несколько месяцев меч был выставлен в столице империи. Тысячи зевак — или паломников, зачастую приходивших издалека, — шли чередой перед божественным мечом, ибо, в представлениях того времени, он стал чудесным, поскольку им владел бог. Со всего мира поступали поздравления. Равенна и Константинополь тоже включились в игру. Две столицы, называвшие себя христианскими, показывали изо всех сил, подобно язычникам, будто видят в этой находке, обнаруженной в сердце гуннской империи, знак небес. Еще чуть-чуть, и владелец меча сам превратился бы в бога — еще не так давно римские императоры претендовали на это звание. Даже китайцы прислали свои приветствия.

Аттила отвечал. Он послал Эдекона в Китай с греческими и латинскими рукописями, некогда захваченными у римлян и бургундов, чтобы передать их мандаринам. Сын Неба вручил ему самому и передал через него его отцу и высшим сановникам-гуннам знаки самого высокого отличия, какие только можно было вручить иноземцам.

Онегесий отправился в Равенну, везя с собой изделия из резной слоновой кости, которые, как он знал, обожала Галла Плацидия, а для Аэция — серебряный шлем и позолоченную портупею. Но легат, которому было поручено поблагодарить Феодосия II за добрые слова, отправился к нему с пустыми руками.

Вся эта слава к тому же возбудила всепоглощающую любовь к Аттиле со стороны сестры императора Валентиниана III, дочери Галлы Плацидии и Констанция III, очень красивой и бойкой принцессы Гонории. Умная и страстная, эта непокорная дочь доставляла множество забот своей бедной матери и брату-императору, которого она выводила из себя. Она была воплощением женских капризов, обладала вулканическим темпераментом, рано превратившим ее в самое скандальное порождение двора, питавшегося скандалами. В Равенне ее пришлось запереть в монастырь. Однако его стены оказались преодолимыми, и ее отправили в Константинополь, где за ней учредили особый надзор, но она обвела соглядатаев вокруг пальца. Она бежала и торжественно вернулась в Равенну, утратив все шансы выйти замуж, несмотря на свое происхождение. Брат хотел бы запереть ее где-нибудь далеко, в неприступной крепости, но мать не могла на это решиться. Слишком громкий бы вышел скандал. Валентиниан это понял.

В 440 году, когда был найден меч Марса, ей исполнилось 23 года. Она воспылала страстью. Написала Аттиле, прося на ней жениться, и приложила к письму кольцо — в знак помолвки, по ее словам. Что касается приданого, пусть Аттила не переживает по этому поводу: как дочь Констанция III, она получила половину Западной империи…

Бич Божий растерялся. Он отпустил гонца без ответа. Когда тот вернулся в Равенну, Гонории там уже не было. Она открылась служанке, которая немедленно донесла о ее планах Галле Плацидии. Валентиниан тут же запер ее в монастырь, слывший неприступным. Она тотчас оттуда сбежала, и никто несколько лет не знал, что с ней сталось!