Аттила - Эрик Дешодт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 424 году родился второй сын Аттилы и Керки, названный Денгизихом.
Эта цивилизаторская деятельность отняла у него несколько лет, что легко объясняется огромными расстояниями и масштабностью выполненной работы, тем более что всё часто приходилось начинать заново. Когда в 431 году умер Айбарс, работа еще не была завершена.
Айбарс умер, не оставив преемника; Руас стал единственным главой гуннов.
Аттила устремился на Кавказ, навязавшись в преемники покойного, не имевшего детей. Навязавшись? Никакими свидетельствами мы не располагаем, но, скорее всего, это слишком сильно сказано. Переход власти произошел очень просто: мы не знаем, назначили ли его в преемники, но он мог претендовать на это по праву родства. Никто не обладал бо́льшим авторитетом, чем он. Он утвердил порученцев Айбарса, уточнив обязанности каждого (при покойном они были обозначены крайне расплывчато, в соответствии с архаичным делением на кланы). Посетил все ставки и дозоры, усилил общую оборону, назначил сановников, упрочил связи Кавказа с Дунаем, наконец, привел послов от двора Руаса для координации административной деятельности, возвестил о прибытии личного представителя государя, который будет отчитываться в своих действиях непосредственно перед ним. Отныне кавказцы, как он намеренно подчеркнул, стали неотъемлемой частью того, что вскоре превратится в империю гуннов, наравне с западными гуннами, под властью одного монарха.
Еще никогда не бывало, чтобы империя возникла столь мирным путем, да и после такого не повторится. Ее организация стала дипломатическим триумфом, аналога которой не найдется за всю историю человечества. Или же сплоченность гуннов (которую республиканцы 1789 года назвали бы братством) была в самом деле исключительной.
То, что воинственные орды, рассеянные на миллионах квадратных километров, позволили объединить себя в единую и действенную федерацию, свидетельствует к чести и собирателя, и собранных. Галльские племена и рядом не стояли.
Но этот почти невероятный успех очень хрупок и нуждается в защите. У объединенных гуннов есть соседи, многие из которых беспокойны, а некоторые — опасны. Аттила отправился в масштабное турне по границам земли, которую он уже без опаски называл «империей».
Он соорудил себе посольство, собрав всё, что мог, дабы произвести впечатление на тех, кого собирался посетить: самых красивых лошадей, самое красивое оружие (правда, парадное), самую красивую одежду, самые драгоценные подарки, в том числе множество золотых украшений; даже скифы бы ему позавидовали.
Он навестил нелюдимых роксоланов, вспыльчивых сарматов, несговорчивых акациров, уже давно терроризировавших окрестности Каспия и ни с кем не водивших дружбы.
Он поразит их всех. Даже китайцы не видали ничего подобного, а уж сарматы и прочие степняки даже не пытались скрыть изумления от этих дальних родственников, выходцев, как и они сами, из обширных пустынных равнин, где суровость — закон жизни. Кто бы подумал, что эти полнейшие дикари так переменятся? Что такие бродяги, как они, настолько разбогатеют?
Доброжелательство Аттилы, его явное желание понравиться, его пышная щедрость вселяли уверенность. Самые недоверчивые обезоруженно выслушивали слова мира, предложения вместе стремиться к общему благополучию, изменить жизнь.
Даже самые упорные — акациры, сами профессиональные грабители, единственные, кто не боялся гуннов, поскольку они никогда не бежали от них, — поддались его обаянию. Их вождь Куридак восторженно принял от Аттилы золотые подносы и пообещал никогда не нападать на его людей. Обещание скрепили договором.
Аттила продолжил путь на восток. Он решил добраться до самого Китая. От Каспия до Великой Китайской стены путь был еще долог. Сначала он приветствовал массагетов, поселившихся между Амударьей и Сырдарьей, впадающими в Аральское море, которые в свое время признали над собой власть Александра Великого. Потом въехал в землю Куньлунь и, наконец, добрался до земли своих предков хунну. Последние были поражены тем, что он говорит на их языке, точно апостол после снисхождения на него Святого Духа.
Не все хунну, превратившиеся в гуннов, ушли на запад 150 лет тому назад. Точно так же, как в Ирландии остались ирландцы после «картофельного голода» 1840-х годов, а во Франции — протестанты после отмены Нантского эдикта[14], между Тибетом и Сибирью оставались гунны. Наверное, жены удержали их за рукав, приводя испытанные доводы: «Мы знаем, что потеряем, а вот что приобретем — еще неизвестно», «Лучше синица в руке, чем журавль в небе»…
Встреча прошла торжественно, с привкусом грусти для хунну, оставшихся здесь, при виде великолепия тех, чьи предки ушли. Аттила раздавал мечи, острота и прочность которых восхитили получателей. Его умоляли остаться. «Я вернусь, — пообещал он, — но меня ждет Китай».
Это Китай V века, на севере которого господствовала династия тюркского происхождения из табгачской орды (Тоба). Ее вождь Тоба Куэй дал ей китайское название Вэй. Вэй не боялись гуннов, поскольку несколько раз их били. Тоба Куэй перешел в наступление на жужаней (жоужань, жуаньжуань) — монгольскую орду, состоявшую в родстве с гуннами, которая доминировала на всем пространстве от Кореи до Иртыша — в Казахстане, и в 402 году вышвырнул их далеко к северу от огромной излучины реки Хуанхэ.
В 424 году его внук Тоба Тао, сын Тоба Су, предотвратил попытку возвращения жужаней и на следующий год устроил против них контррейд. Он со своей конницей пересек пустыню Гоби и напал на каган жужаней в том же самом бассейне реки Ор-хон, откуда гунны выступили в поход на Европу 50 лет тому назад. После этого он повернул на запад, чтобы разрушить еще одно царство гуннов, основанное в Шаньси хунну из клана Хо Лиена. В 431 году клан был уничтожен, а Шаньси присоединили к царству Тоба. Через год Аттила стоял у Великой стены.
Он не прислушался к мольбам хунну, считавших, что отправляться к китайцам — просто безумие и что он рискует не вернуться назад. Он принял предосторожности, отправив вперед, на разведку, горстку своих помощников с переводчиком. Они должны были известить китайцев о том, что член императорской семьи гуннов — тех гуннов, которые владеют на западе самой обширной империей в мире, — явился к ним предложить свою дружбу.
Делегацию приняли и подвергли тщательной проверке. Когда китайцы убедились в том, что это действительно послы, а не переодетые военные лазутчики, просьба была удовлетворена: Аттилу примут подобающим его рангу образом, но им нужно несколько дней, чтобы подготовить прием, достойный его.
Когда срок вышел, он торжественно вступил в одну из столиц Вэй — вероятно, Туй-Хуань. Он преподнес китайским сановникам несколько из самых красивых своих лошадей, золотую посуду и римские золотые монеты из жалованья, выплачиваемого Руасу Феодосием II. Китайцы одарили его драгоценностями, резными кинжалами, изделиями из слоновой кости и шелковыми одеждами.