Принцесса Занзибара. Женщины при дворе султана Сеида Саида - Эмилия Руэте

Кроме материнского молока, младенцу вскоре несколько раз в день начинают давать и коровье молоко, прокипяченное с молотым рисом и сахаром и налитое в чашку с длинным носиком: бутылки у нас в мое время были совершенно неизвестны. Младенцы не получали другой еды, кроме этой, пока у них не вырастали зубы, а после этого ели все, что хотели. Их мало носили с места на место, чаще всего клали на ковер, где они могли кататься и кувыркаться, сколько им хотелось.

Как только ребенок делает первые попытки сесть, устраивают еще одну церемонию. Мать, няньки и ребенок одеваются для нее в свои лучшие наряды. Ребенка помещают на квадратную, среднего размера тележку с небольшими колесами, на которую стелют покрывала и кладут подушки. В это время особым образом поджаривают кукурузные зерна так, что они раздуваются до размера наперстков, затем смешивают их с большим количеством серебряных монет и высыпают смесь на голову ребенку. Его маленькие братья и сестры бросаются к этой добыче и устраивают за нее отчаянную борьбу.

Пока ноги детей недостаточно сильны для того, чтобы они носили сандалии – деревянные у женщин и кожаные у мужчин, – дети просто ходят босиком. Ни мужчины, ни женщины ни в каком возрасте не носят чулки, но знатные дамы охотно надевают их, когда выезжают верхом, поскольку обычай требует закрывать щиколотки ног одеждой.

В возрасте трех или четырех месяцев к ребенку, помимо кормилиц и нянек, приставляют еще пару рабов, которые с этого дня остаются его собственностью. Чем старше он становится, тем больше рабов имеет, и, если один из рабов умирает, отец дает ему другого или компенсирует стоимость раба деньгами. Каждый принц остается с женщинами родительской семьи до своего седьмого дня рождения, а в этот день его обрезают в согласии с обрядом Моисея. Эта церемония выполняется в присутствии отца и отмечается с огромными щедростью и гостеприимством в течение трех дней. В это же время мальчику дарят его собственную лошадь, поэтому он рано начинает учиться верховой езде и достигает в ней такого мастерства, которого можно ожидать только от циркового наездника. Дома мы не знали ни настоящих седел, ни стремян, поэтому тот, кто умел хорошо держаться на коне, по праву мог гордиться этим.

Наши кормилицы, даже если находились на своей должности очень мало времени, пользовались большим почетом, их очень уважали до конца их жизни. Все они вначале были рабынями, но, как правило, получали свободу в награду за верность и преданность. Как бы сильно ни тревожилась мать за своего отпрыска, она может спокойно оставить его или ее кормилице, которая склонна считать хозяйского сына или хозяйскую дочь своим ребенком и относится к нему соответствующим образом. Какой контраст с пренебрежением и бессердечностью немецких кормилиц! Много раз во время прогулки я испытывала желание отругать какую-нибудь из этих женщин, даже если она была мне совершенно незнакома, за жестокое обращение с ее хрупким маленьким питомцем. Насколько иначе ведет себя чернокожая кормилица! Во-первых, она, возможно, уже прослужила у своей госпожи много лет или даже родилась в ее доме. Поэтому она, разумеется, вряд ли имеет много собственных интересов в жизни, и поэтому ничто ей не мешает сделать своими интересы семьи, которой она служит. И есть еще одно очень важное обстоятельство: очень часто, даже можно сказать, почти всегда чернокожей кормилице не приходится покидать своего ребенка, и он ест то же, что ребенок хозяйки, – то же молоко, того же цыпленка. Ребенок кормилицы купается вместе с его более высокородным товарищем и донашивает его старую одежду. Когда мать заканчивает свою службу кормилицы, ее ребенок остается товарищем хозяйского, играет с ним, и только очень злой человек может плохо обойтись с молочным братом или молочной сестрой.

Эта отчасти патриархальная система, возможно, является причиной того, что наши кормилицы более верны и заслуживают больше доверия, чем европейские – которых я, несмотря на их достойные отвращения и ненависти недостатки, жалела за то, что они были вынуждены покинуть своих малышей ради заработка. Мне говорили, что эти женщины не страдают от этого так сильно, как я думаю, но я не могу в это поверить. Однако у кормилиц с моей родины есть один очень заметный скверный недостаток: они рассказывают своим маленьким питомцам самые чудовищные, невероятные сказки и легенды – либо чтобы просветить, либо чтобы успокоить их. Львы, леопарды, слоны и ведьмы в огромном изобилии населяют эти рассказы, от которых волосы встают дыбом и ужас иногда охватывает даже взрослых. И похоже, что никакое количество упреков не может заставить кормилиц отказаться от этой привычки.

В общем и целом растить детей на юге намного легче, чем на севере: на юге они избавлены от вечных простуд, которые имеют столько вредных последствий. Несмотря на роскошные условия жизни, они самостоятельны и подвижны и при этом имеют больше возможностей бегать и играть вне стен дома. Спортивной гимнастики у нас нет, зато, если мальчик пробегает какое-то расстояние, а потом перепрыгнет через коня или даже через двух коней, это никого не удивляет. Прыжки в высоту – любимый вид спорта, в котором каждый старается превзойти всех остальных. Плавание столь же популярно, ему всегда обучаются самостоятельно, а искусство стрелять с большой охотой усваивают в самом раннем детстве. Хотя мальчики ходят вооруженными до зубов, редко можно услышать, что из-за чьей-то беспечности произошел несчастный случай.

Молодой принц живет под отцовской крышей только до определенного возраста, а затем ему дают отдельный дом, где он начинает жить самостоятельно – вместе со своей матерью, если она жива. Султан ежемесячно выплачивает ему определенную сумму денег; это содержание может быть увеличено в случае женитьбы принца, прибавления в его семье или как награда за безупречное поведение – но только в этих случаях. Если в Омане начиналась война – а это, к сожалению, случается часто, – все принцы, в том числе подростки, были обязаны отправиться в войска и участвовать в боях в качестве рядовых солдат. Дисциплина в доме была строгая, но ее целью было повысить уважение сыновей султана к их отцу, добиться, чтобы они еще больше почитали его. В раннем детстве я часто замечала, что один из моих братьев, успевая раньше слуг, подавал моему отцу его сандалии, которые тот, входя в комнату, оставлял у двери.

О воспитании принцесс мало что можно сказать. Вначале их растят так же, как мальчиков, однако после седьмого года жизни мальчикам гораздо легче позволяют выходить из дома. Каждая принцесса в детстве носит в волосах, по местному обычаю, широкий и тяжелый серебряный гребень, чтобы ее затылок был плоским, когда она вырастет. Если она выходит замуж за одного из своих родственников, которых в Омане больше, чем на Занзибаре, она, естественно, покидает дом отца и переезжает к мужу. Если же остается незамужней, то имеет выбор – жить под опекой отца или под защитой кого-либо из братьев. У каждой из сестер есть любимый брат, и наоборот; они всегда рядом – в радости и в горе, всегда утешают и поддерживают друг друга. Эти чувства, сами по себе, разумеется, похвальные, возбуждали зависть и становились причиной ссор, порождая в семье всевозможные раздоры.

Случалось, что сестра умоляла султана простить ее любимого брата за проступок. Своих дочерей, особенно старших из них, он всегда был готов выслушать благосклонно. Если какая-либо из них приходила к султану, он шел к ним навстречу и позволял им сидеть рядом на софе, а взрослые сыновья и мы, малолетние дети, стояли рядом, проявляя положенные смирение и трепет.