Соль жизни - Исихара Синтаро

— А почему ты не вернулся, когда у тебя кончился воздух? — неприязненно спросил Гусукума.

— Мы же договорились, что заканчиваем в половине седьмого, — несколько раздраженно ответил Бисэ, явно не понимая, что он перепутал.

— Да, но ведь…

— Ладно, неважно, главное, что не пришлось вызывать спасателей.

— Спасателей? Для кого?

— Для тебя, — ответил Оку.

— Мы же тебя повсюду искали. Почти час!

— Мы тебя обнаружили, только когда услышали твои крики. Сначала я услышал, а потом уже все остальные.

— Услышали мой голос?

— Ну да.

— Я ничего не кричал.

— Как же так? Мы ведь сами слышали.

— Да не кричал я! Я просто увидел вашу лодку, удивился, что вы ко мне не плывете, поэтому стал размахивать ружьем, чтобы вы обратили на меня внимание. Я сразу же увидел, что это вы.

Какое-то время мы молча переглядывались. Уже стемнело, мы едва могли разглядеть друг друга. Гусукума прикурил, заслоняя ладонью огонь от ветра, сделал пару затяжек. «Ну что, возвращаемся?» Затем он завел мотор, и сквозь шум я услышал, как он бормочет: «На море и не такие вещи случаются».

Кажется, мне уже надо бы привыкнуть к тому, что во время плавания на яхте меняется ветер, но все равно это остается для меня тайной за семью печатями. Вот ты плыл, сообразуясь с ветром, и вдруг он, повергая тебя в полную растерянность, меняется самым нелогичным или, лучше сказать, непостижимым образом. Но в любом случае ты должен повиноваться ему. Потому что ты зависишь от него, а не он от тебя.

Головой-то я все понимаю, но все-таки то, что случается, когда проходишь на крошечном суденышке по границе столкновения ветра разных направлений, повергает в изумление. Так называемый «гром среди ясного неба» хоть творится где-то высоко в небесах, а вот ветер…

Во время первых гонок Огасавара в 1978 году мы стартовали из порта Футами на острове Титидзима. Небо было ясным, дул юго-западный ветер, и мы, подняв спинакер, не прикладывая больших усилий, мчались с попутным ветром. Однако к вечеру прямо по курсу появились клочковатые облака, предвещавшие смену погоды.

Если мы продолжим идти с той же скоростью, то уже через несколько часов нас ждет смена ветра. Мы стали гадать, в каком направлении этот ветер будет дуть. Но на закате ветер прекратился. Не успели мы удивиться этому, как увидели нависшие над нашими головами тучи.

Нужно было ставить другой парус, и мы задрали головы наверх, раздумывая, что предпринять. В эту минуту завыл ветер — он дул нам почти в лоб со скоростью 15–16 узлов. Дело было серьезное, яхта стояла на месте — парус теперь наполнился ветром, который дул в противоположном нашему движению направлении. Любоваться сумерками времени не было, почти мгновенно сгустилась тьма. До вечера следующего дня дул сильный встречный ветер.

На следующий год во время гонок на Окинаве под порывами ветра, который обрушился на нас возле архипелага Токара, мы едва не попали в беду. В тот раз тоже дул попутный ветер, мы поставили спинакер, но вечером, во время смены вахтенных, облака вдруг стали какими-то подозрительными. Нужно сказать, что острова Токара представляют собой весьма опасное место — до сих пор не составлена даже подробная карта этого архипелага. Через несколько лет мы с приятелем отправились туда на его мощном катере, чтобы поплавать с аквалангом. Мы перебирались с острова на остров и обнаружили множество подводных рифов, которые не были нанесены на карту, что доставило нам немало неприятностей.

Течение Куросио из Восточно-Китайского моря направляется в Тихий океан и пересекает его; глубина там небольшая, так что когда ветер дует против течения, там мгновенно поднимаются огромные волны. Мне пришлось плавать в самых разных морях земного шара и должен признаться, что, за исключением мыса Горн, мне не довелось видеть моря, которое бы так мгновенно меняло свой облик. И вот в то время, о котором я веду свой рассказ, все мы с беспокойством наблюдали, куда же в следующую минуту подует ветер.

На короткое время установился штиль, к яхте подплыла большая акула. Было неприятно наблюдать, как она замерла, выставив над водой спинной плавник, будто ждала чего-то.

Ветер менялся, слабел, спинакер провис. Скорость упала, но мы все же надеялись, что сумеем идти под спинакером. И тут вдруг налетел первый порыв ветра. Яхта накренилась, но сразу же выпрямилась. После своей вахты я намеревался провести время в каюте. Я сказал, что идти под спинакером больше нельзя, но мой сменщик думал только о том, как продолжить гонку, и, похоже, собирался продолжать плыть по-прежнему.

Перед ужином я собрался немного отдохнуть, но стоило мне растянуться на скамейке, как налетел следующий порыв ветра, яхту сильно накренило.

Я встал и пошел на кокпит, чтобы сказать вахтенному Исикаве, что скоро станет темно и потому следует быть осторожным. В этот момент снова задул сильный ветер. Крен был небольшим, однако порывы ветра ощущались и в каюте; я предупредил Нагату, который на плитке кипятил воду для ужина, чтобы при следующем порыве он был осторожнее с кастрюлей. Я больше не ложился — чтобы быть готовым к любым неожиданностям.

Как я и ожидал, через несколько секунд корпус сорокасемифутовой яхты задрожал от страшного порыва ветра, и она завалилась на бок. Нагата не сумел справиться с кастрюлей, и та оказалась на моей тумбочке в изголовье постели. Вода еще не успела закипеть, и кок не обжегся, но карты и судовой журнал промокли. Нагата и еще несколько человек упали на пол, мне же удалось удобно усесться на скамью вдоль левого борта, откуда я преспокойно наблюдал за миром, накренившимся на 90 градусов. Я вдруг вспомнил фотографию в журнале «Лайф», которую видел в детстве: она была сделана внутри какого-то искореженного и завалившегося на бок дома; все вроде бы на месте, но выглядит при этом очень странно.

Я мгновенно понял, что яхта завалилась на борт, но страха не было.

Мое сидячее положение на переборке было достаточно устойчивым, но вид — а вернее, мир. который находился передо мной, — совершенно переменился, словно по мановению волшебной палочки: в воздух вдруг взлетели предметы, которые никак не должны были летать. Вещи, которые находились на повешенной напротив меня полке со стороны правого борта, — чья-то сумочка, спасательный жилет, очки, пластмассовый стаканчик с лапшой мгновенного приготовления и запасной секстант — все это самым удивительным образом перелетело или переползло по полке с противоположной стороны.

Когда с полки, ставшей потолком, вещи посыпались вниз, это было так необычно и забавно, что я на секунду забыл о нашем бедственном положении и громко рассмеялся.

Сзади от меня, со стороны рубки, послышались звуки льющейся воды, и я велел Исикаве задраить люк. Теперь внутренняя часть судна была изолирована от моря. То есть при любом крене оно уже не могло набрать волы и затонуть.

— А что там с теми, кто на палубе?