Елизавета II. Королева мира. Монарх и государственный деятель - Роберт Хардман

По словам бывшего Личного секретаря Королевы сэра Уильяма Хезелтайна, и монарх, и премьер-министр испытывали друг к другу скорее сильное взаимное уважение, чем взаимное притяжение.

– Это были исключительно корректные взаимоотношения. Бывали и другие премьер-министры, отношения с которыми казались более теплыми, – говорит он, приводя в пример лидеров лейбористов семидесятых Гарольда Вильсона и Джеймса Каллагана. – По моим наблюдениям, с ними двумя Королева чувствовала себя более непринужденно. С миссис Тэтчер отношения всегда были очень хорошими, но, возможно, не такими спокойными, как с этими двумя лейбористами из парламента.

Как заметил Мур, миссис Тэтчер очень нервничала на этих встречах, приходя с длинным списком неотложных дел. Поскольку перебивать было не в характере Королевы, диалог часто превращался в монолог. Робин Батлер, который сопровождал своего босса во Дворец, подозревает, что там происходил не самый плодотворный обмен мнениями.

– У меня было такое чувство, будто она держала этот список на коленях и добросовестно переходила от пункта к пункту, а это, вероятно, было не то, чего хотелось Королеве.

Вопреки стереотипному изображению миссис Тэтчер в карикатурах и сатирических скетчах, она была далеко не такой властной, как предполагали ее недоброжелатели.

– Она не отличалась излишней самоуверенностью, – говорит Робин Батлер. – Она бывала настойчивой, потому что ей не хватало уверенности. Я привыкла к тому, что она умела слушать, пока сама говорила, и запоминать сказанное, но для этого надо было перебивать ее и возражать ей. Вряд ли такой стиль беседы устраивал Королеву.

Ранние разногласия между новым правительством тори, Содружеством и Дворцом сошли на нет в 1979 году после триумфа на встрече глав правительств в Лусаке. Всего через несколько недель после вступления в должность премьер-министра миссис Тэтчер помогла разработать стратегию, которая принесла мир в опустошенную войной Родезию и привела к началу правления темнокожего большинства в новом независимом Зимбабве. Многие политики впоследствии утверждали, что имеют непосредственное отношение к этому достижению, хотя, как мы теперь обнаруживаем, неожиданная гармония была результатом сдержанного, но решительного вмешательства самой Королевы. Однако лидеры «семьи наций» не могли долго хранить единство. И полномочия Королевы по примирению оказались не менее важны, когда в 1980-х годах стала заметна новая линия возможного раскола Содружества, в результате которой миссис Тэтчер оказалась на одной стороне, а все остальные – на другой.

Началось с того, что консенсус после встречи в Лусаке держался достаточно долго. Отношения между правым премьер-министром на Даунинг-стрит и преимущественно левыми членами Содружества продолжали складываться на удивление хорошо. В 1982 году, когда аргентинские войска вторглись на Фолклендские острова, миссис Тэтчер поняла, насколько полезным активом является Содружество. Пока Британия готовилась вернуть себе суверенную территорию и освободить 1800 проживавших там британских подданных Королевы, постколониальное братство, пусть и не кровное, заметно сплотилось. Содружество единым фронтом выступило на стороне Британии в Организации Объединенных Наций, а в некоторых случаях оказало ей и военную помощь. Новая Зеландия предложила взять на себя обязанности Королевского ВМФ в Карибском море, выделив дополнительный военный корабль для Фолклендской оперативной группы. По словам одного из высокопоставленных сотрудников Двора, Королева, безусловно, знала, как именно Содружество могло бы ей помочь.

– Не то чтобы она афишировала это, но она могла, например, заметить в разговоре с премьер-министром: «Между прочим, у такой-то страны есть фрегат».

Однако год спустя, когда главы государств Содружества встретились в Дели, консенсус в связи с Фолклендской войной уже не был столь дружным. По обе стороны давнего вопроса о том, что же делать с Южной Африкой, появились новые разногласия. Королева сама была свидетельницей расовых противоречий во время своего турне с родителями в 1947 году. Тот факт, что королю Георгу VI даже не разрешили приколоть медали темнокожим ветеранам войны из Южной Африки, надолго запомнился августейшим гостям. Темнокожее сообщество воспринимало британскую королевскую семью как сочувствующего союзника, причем настолько, что известный студент-юрист по имени Нельсон Мандела призвал членов Африканского национального конгресса оказать королю самый почтительный прием.

Но год спустя выборы, на которых победила Националистическая партия, где доминировали африканеры, направила страну по пути апартеида – системы разделения нации по расовым признакам, причем белые заявили, что будут править. В следующее десятилетие, когда принцесса была коронована как королева Южной Африки, а также прочих ее владений, правительство приняло законы, запрещающие темнокожим африканцам въезд в определенные части страны, а также смешанные браки. Все эти законы принимались от имени Королевы, так что ее положение становилось все более невыносимым. Как она могла оставаться королевой Соединенного королевства, которое проводило постимперскую политику предоставления независимости своим бывшим колониям и введения там правления большинства населения, и одновременно быть королевой Южной Африки, от лица которой делались прямо противоположные вещи?

Дело серьезно осложнилось в 1960 году, когда премьер-министр Южной Африки доктор Хендрик Фервурд объявил о проведении референдума о создании Южно-Африканской республики. Месяц спустя премьер-министр Великобритании Гарольд Макмиллан выступил в парламенте Южной Африки с речью о «ветре перемен». Через месяц после этого мир осудил полицейский расстрел мирной демонстрации в Шарпвилле. Тогда несколько тысяч темнокожих собрались на демонстрацию протеста против законов, обязывающих их всегда иметь при себе учетные книжки. Шестьдесят девять человек были убиты в результате столкновения, получившего название «расстрел в Шарпвилле». Последовали немедленные призывы к исключению Южной Африки из Содружества, хотя в этом не было необходимости после успешной кампании Фервурда о референдуме по замене королевы президентом (хотя темнокожее большинство не имело права голоса). Как уже упоминалось, правила Содружества в то время требовали, чтобы любая страна, в которой Королева не являлась главой государства, для вступления в Содружества подавала заявку на членство. Таким образом получалось, что Южная Африка, став республикой, должна будет подать повторную заявку. Возмущение, прозвучавшее на встрече премьер-министров Содружества в Лондоне в марте 1961 года, не оставляло сомнений, какой будет реакция на эту заявку, так что Фервурд разорвал заявку еще до того, как она была подана. Так начались три десятилетия изоляции Южной Африки.

Страна была предоставлена сама себе, а такие движения, как Африканский национальный конгресс (АНК), начали призывать к сопротивлению и саботажу. В 1962 году Нельсон Мандела, лидер вооруженного крыла АНК, был арестован, а в 1964 году вместе с несколькими другими был приговорен к пожизненному заключению (обвинение требовало смертной казни). Борьба продолжалась издалека благодаря базирующемуся в Британии Движению против апартеида. В течение многих лет в результате изоляции и бойкота Южная Африка оставалась вне серии политических, экономических и спортивных мероприятий, но лишь в середине 1980-х годов потребность в переменах вышла там на новый уровень. После того как Советский Союз возглавил Михаила Горбачев, отношения между Востоком и Западом начали оттаивать. Проблема Южной Африки все чаще становилась главным вопросом внешней политики того времени. К 1980-м годам новая независимая Республика Зимбабве показала, как можно добиться правления темнокожего большинства. Для Содружества – и особенно для молодых африканских стран – бывших колоний в «новом» Содружестве – на мировой арене не было более важного вопроса. Южная Африка оставалась государством, где белый мог забить до смерти темнокожего рабочего и отделаться всего лишь штрафом 700 фунтов; где коэффициент младенческой смертности составлял 2,7 % для белых детей и 40 % для темнокожих.