Охота полуночника - Ричард Зимлер

Вскоре после удочерения Джон пришел ко мне в класс, и мне было очень приятно. Он также нашел для себя работу — стал составлять списки рабов и освобожденных негров в Южной Каролине, чтобы все эти люди после отмены рабства могли отыскать друг друга. И еще он написал послание моему отцу и раз в неделю печатал его в сотнях газет.

Мне он нравился все больше и больше, а главное — я ему доверяла. Теперь я понимала, почему отец так сильно его любил.

Вскоре после того, как я начала учить детей, Уильям Артур пригласил нас с Джоном к ужину. Теперь мы стали настоящими друзьями, и он время от времени зазывал меня к себе домой. Джон разрешил, но велел мне быть осторожной, поскольку, хотя я и вела себя совсем как взрослая, но все равно, по его мнению, оставалась ребенком. Конечно, между нами ничего не было. Я думала, что ничего и не произойдет.

К концу декабря между Джоном и Виолеттой пробежала черная кошка. Она, наконец, сказала ему то, о чем давно следовало догадаться: что она никогда его по-настоящему не любила. Тогда мы с ним уехали на несколько дней на Лонг-Айленд, чтобы побыть наедине, и я увидела, как горе и разочарование отнимают все силы у этого человека.

Прямо перед нашим возвращением домой пошел снег. Я выбежала на улицу и поскользнулась, а потом долго лежала, глядя, как бесконечно падают на землю снежинки и открывала рот, чтобы попробовать их на вкус. Тогда я решила, что никогда не стану жить в таком месте, где не бывает снегопада.

В январе к нам из Лондона приехала мама Джона и его дочери. Вот уж был переполох! Сперва миссис Стюарт напугала меня, но было радостно видеть, как сильно она любит сына, и мне понравилось, что она носит очки только когда никто не видит. Иногда я даже смеялась над этим у себя в комнате. Она наговорила мне уйму приятных вещей и научила готовить, хотя некоторые рецепты, на мой вкус, оказались совершенно несъедобны. Она чем-то напоминала мне Лили. Возможно, возрастом и тем, что яростно вставала на защиту своих близких. Джону повезло, что у него такая мама.

Дочери Джона показались мне совсем не похожими друг на друга. Эстер вечно носилась по дому и хихикала. Удивительно, как быстро двигались ее пальчики, когда она играла на скрипке. Я все время боялась, что она возьмет не ту ноту. Говорила она тоже очень быстро, так, что проглатывала половину слов, и нам вечно приходилось ее переспрашивать. Эстер напомнила мне о раннем детстве. У нас были свои тайны, и мы все время смеялись. Граса куда медлительнее, она изучает свои карты и все остальное так серьезно, словно это должно изменить весь мир. Она сразу мне понравилась, потому что мы обе любим тишину и наблюдаем за вещами. К Эстер мне пришлось привыкать немного дольше, и все же с ней мы тоже привязались друг к другу. Мне нравится, когда они стучат прежде, чем войти в мою спальню. Мы вроде как одна семья, но у меня все равно есть право остаться одной и не всегда проявлять дружелюбие. Они хотят, чтобы мы все вместе отправились в Африку. Я сказала, что возьму их с собой и может, так оно и будет, но пока мне нравится оставаться на одном месте, в безопасности.

В начале июня тысяча восемьсот двадцать четвертого года после того, как Уильям Артур уже несколько месяцев нежно ухаживал за мной, я оказалась в его комнате на Чембер-стрит, и он поцеловал меня, а я чуть не упала в обморок.

Я по-прежнему немного в нем сомневалась, и мне бы не хотелось торопиться. Мне нравилось, что у меня есть право сказать «нет». Но он любил все делать быстро. И после этой июньской ночи мы часто оказывались в одной постели, а потом я бежала домой, прежде чем меня хватятся Джон и миссис Стюарт. Мы с Уильямом были нежны друг с другом, но все же не до конца уверены в своих чувствах. Но, пожалуй, больше всего в это время мне недоставало тех людей, которые погибли или остались в Ривер-Бенде. Я скучала по Кроу, Лиле и Ткачу, и бабушке Блу и по маме. Возможно, папа сейчас был с ней… А, возможно, до сих пор оставался среди живых. Интересно, могут ли умершие видеть, как славно складывается жизнь их Мемории? Я очень надеялась, что это так.

Мемория Тсамма Стюарт,

17 июня, 1824 года.

Сегодня 17 октября 1825 года. Больше полутора лет я ничего не писал о своей жизни. Почти два года мы печатали объявления для Полуночника в ста двенадцати газетах. На оплату этих объявлений пошли доходы со всех моих кувшинов, ваз и керамических плиток.

Мать поручила агенту в Португалии, чтобы он продал наши земли в верховьях реки, и мы смогли купить удобный дом в Гринвич-Вилледже с видом на реку Гудзон. Мы переехали туда в августе тысяча восемьсот двадцать четвертого года, и там нашлось место для маминого пианино, которое привезли тем же летом из Лондона. К концу сентября она уже нашла семерых учеников, двое из которых оказались весьма даровитыми. В последнее время она всерьез задумывается, не создать ли ей музыкальную школу, о которой она мечтала еще в Лондоне. Она даже пытается убедить тетушку Фиону переехать в Нью-Йорк.

Морри по-прежнему учительствует, хотя она с трудом оправилась после разрыва с директором школы, который одно время ухаживал за ней. Несколько недель она провела в слезах, но затем вполне оправилась. У нее к этому поразительный дар, — так же, как и у ее отца.

Лоуренс и Мими учатся у Морри. Я недавно видел их, и Мими тут же спросила, не слишком ли я скучаю по своей руке. Я позволил ей и другим детишкам потрогать культю, — им это показалось пугающим и удивительным. Они очень любят пугаться, когда знают, что это безопасно!

Эстер учится играть на скрипке с требовательным, но добродушным профессором из Кельна. У Грасы оказался удивительный дар к языкам. Она уже говорит по-французски благодаря урокам одного замечательного юноши родом из Страсбурга.

В последние месяцы Виолетта также начала навещать детишек из школы на Черч-стрит. В безлунные ночи она приводит их к себе в сад и показывает созвездия. Она всегда добра и полна терпения, — так говорит мне мать. Я стараюсь возродить нашу былую дружбу. Хотя мы больше не видимся, но передаем друг другу приветы через моих дочерей. Мама именует это «бумажной дружбой». Она говорит, что порой это — лучшее, чего можно желать. Я пытаюсь избавиться от тщетных упований.

Прежде я не понимал, что мои страдания во многом порождены смертью Франциски и пустотой, которая образовалась в моей жизни с ее уходом. Теперь я вижу, как отважно Виолетта пыталась спасти меня от моей собственной глупости.

Со мной переписывается уже тридцать девять человек, и список включает тысячу семьсот восемнадцать имен чернокожих в Южной Каролине, Джорджии, Миссисипи, Алабаме и Луизиане. Мои списки порой напоминают Ветхий Завет: Мун-Мэри, дочь Аугустуса и Анголы-Мэри, мать Уильяма, Соумила и Линды, сестра Тины, Клода, Мерчанда и Стивена…

Мы часто получали письма от Исаака с Луизой с новостями из Ривер-Бенда. Кроу и впрямь повесили вскоре после нашего побега, если верить слухам, ходившим в Чарльстоне. Вскоре после нашего внезапного отъезда (как Луиза именует наш побег) миссис Анна купила новых рабов на аукционе. Производство риса на плантации вновь выросло.