Анатолий Мариенгоф: первый денди Страны Советов - Олег Демидов

«Только в результате приятельских отношений и нетребовательности редакции могла появиться на страницах “Звезды” незрелая, а в ряде мест ошибочная пьеса М. Козакова и А. Мариенгофа “Остров великих надежд”».

«Редакция журнала “Звезда” напечатала пьесу М. Козакова и А. Мариенгофа “Остров великих надежд” после того, как она провалилась при постановке на сцене театра им. Ленинского комсомола. Хотя авторы пытаются изобразить один из острых моментов в истории Советского государства – борьбу с англо-американскими интервентами на Севере в 1918–1919 годах, острота этой борьбы в пьесе приглушена. Совершенно недостаточно показана священная ненависть нашего народа к подлым захватчикам, организаторам антисоветской коалиции, главарям империалистического лагеря – Черчиллю и Вильсону. В пьесе все англо-американские солдаты и моряки изображены сочувствующими советской власти. Это никак не вяжется с теми действительными делами оккупантов, которые оставили после себя чёрную память на Севере».

«Драматурги, работающие над новыми произведениями, часто избегают их обсуждения, спешат поскорее пустить пьесу в театр. Только в результате приятельских отношений, имеющих место в секции драматургов, могла увидеть свет порочная пьеса М. Козакова и А. Мариенгофа “Остров великих надежд”».

«Минечка, дорогой ты мой!

А не написать ли нам письмо Суслову? Писку тут нет никакого. Терять нам нечего, а чем фортуна не шутка – вдруг выручит пьеску! А ведь сейчас-то ей полная крышка. Тут уж ни великих надежд, ни самых маленьких: ни один театр на 1/6 части нашей планеты после той “лёгкой перестраховки” её не поставит, если… если за неё не заступятся.

Вот только об этом и надо написать Суслову, что этими несколькими строками в “Литературной газете” у “Острова” отнята всякая сценическая жизнь, а, де, охотники ставить были и, мол, в Ленинграде тоже – БДТ. А теперь они в сторону. И ещё сказать несколько слов о том, почему

“Остров” не был выпущен в Лен. Комсомоле (Дудников, Лебедев).

Написать скромно, точно, ни на кого не жалуясь, не подсказывая, что делать. Если Суслов к пьесе относится сносно (надо думать, что это так), он сам найдёт выход.

Словом, Минечка, попытка – не пытка! А?»

«Саке кончилось, а винцо было слабое, но расходиться не хотелось. Завтра спектакля нет, и будет пир горой в честь нашего кавалера “Золотой Звезды”, а видимость свободы и гостиничное общежитие – прекрасные условия для праздных закулисных толков. И представители “прогрессивного” крыла, и их оппоненты по соседству снова принялись обсуживать домашние обстоятельства, словно подтверждая шекспировскую фразу “Актёры не умеют хранить тайн и всё выбалтывают”.

– Опять поедем в Грузию, – сказал Стржельчик, – вот увидите. Грузия любит своих героев…

– Ты имеешь что-нибудь против? – спросил Басилашвили.

– Хулиган, – ответил Стриж. – Я сам почти грузин!

– Мы все грузины, – возразил Миша Волков.

– Да, – подтвердил Розенцвейг, – особенно я…

– Теперь мы все японцы, – сказал Р. – И это надолго, увидите…

– Но у нас еще не освоен Китай, – задумчиво сказал Волков. – Юрка Аксёнов восхищался Китаем.

– Китай в сердце, – сказал Бас и стал рассказывать эпизод из жизни “Ленкома”. – Гогин спектакль, Лебедев – Сталин, и Гога решил вывести Кирова…

– Да, – сказал Сеня, – только он не сам решил, а ему подсказали… Чтобы был финал… Чтобы был апофеоз…

– Да, – сказал Бас, – и тут гримёр заявляет, что Гай – вылитый Киров, и он берётся сделать портретный грим… Идёт прогон с публикой, зал – битком, подходит финал, и на сцену выезжает лодка…

– Нет, – мягко сказал Семён, – вы не видели… Вас ещё не было. Не лодка, а пароход… Действие шло на палубе, потому что художник Юнович придумала пароход… Между прочим, пьесу написали Мариенгоф с Козаковым… “Остров великих надежд”, в том смысле, что мы все плывём на пароходе на этот остров, в коммунизм… Такой образ…

– Спасибо, Семён Ефимович, – сказал Бас. – Так вот, на палубу выходят Сталин и Киров, и вдруг весь зал вскакивает и начинает скандировать: “Мао Цзэдун!.. Мао Цзэдун!.. Мао Цзэдун!..”.

Мы засмеялись, а Розенцвейг решил пояснить:

– Потому что Гай в гриме Кирова был настоящий Мао Цзэдун!.. Но вы смеётесь, а, между прочим, могли быть большие неприятности… Спектакль сняли, потому что мог быть погром…

– Кто снял? – спросил Волков.

– Сам театр, – гордо сказал Семён. – Сам Гога… Он их опередил!..»471