Последнее дело Лаврентия Берии - Сигизмунд Миронин

Наконец Берия принялся за дело Зори. Из куцего расследования загадочной смерти Зори во время Нюрнбергского трибунала следовало, что следы преступников вели в Польшу. Кроме того, оказалось, что в деле были задействованы генералы, серьезно заболевшие трофейной болезнью. Тщательно просмотрев материалы обоих дел, Берия поручил своим аналитикам подготовить подробную и ясную записку для Вышинского. Кстати, именно это расследование вывело Абакумова на трофейщиков.

28 апреля, 11 часов 7 минут. Москва, Белорусский вокзал

Белорусский вокзал ранним утром напоминал разворошенный муравейник. Спешили по своим делам служащие железной дороги. Неторопливо шествовали важные пассажиры и приезжие. Мелкой рыбешкой сновали в толпе вездесущие мальчишки. Прогуливавшийся около билетных касс Миров внимательным взглядом процеживал проходящих пассажиров и прочую публику. Не то… всё не то… никого похожего не видно. Лавируя между машинами и конными повозками, на улице появился велосипедист — молодой парень лет двадцати. На лице у него был шрам — огромный красный рубец, похожий на след от казацкой шашки. Но именно похожий. Ибо на самом деле такую отметину оставляет обычно осколок гранаты. Тогда много были ранений у мужчин. Через плечо у него висела кожаная сумка с эмблемой почтовой службы. Ловко обогнув стоявшее у тротуара такси, он подрулил к ограде одного из домов и, спешившись, окликнул стоявшего у ворот Мирова:

— Добрый день, гражданин начальник.

Тот, прищурившись, поднес раскрытую козырьком ладонь к лицу, закрываясь от бившего в глаза солнца.

— А-а-а, вот и ты! Давненько мы не беседовали.

— Спички есть?

— Зажигалка.

— Давай.

Огонек охватил поставленный на тарелку бумажный конус. Тот задымился, схватился пламенем… и осыпался на нее пеплом. Это был страховавший Мирова сотрудник отдела контрразведки МВД.

Берия приказал сотруднику как бы случайно встретиться, будто бы случайно подойти к резиденту ЦРУ, с которым был связан Булганин, и в разговоре дать понять, что нам известно, чем те занимаются, а потому им лучше покинуть СССР. Обычно на такие подходы сразу же следовала реакция, и сотрудник уезжал. Они должны понять, сказал Берия, что предание гласности деятельности какого-то сотрудника разведки, работающего под дипломатической крышей, всегда служит каким-то целям. Во-первых, если он раскрыт, то работать дальше уже не сможет. Во-вторых, не уедешь сам — может последовать публикация в прессе, официальная высылка. Но это означает неизбежный скандал, охлаждение отношений между странами. Кроме того, Берия хотел заставить Булганина занервничать и наделать ошибок.

За агентом американского посольства следил Миров. Миров зашел в «Елисеевский», куда шмыгнул шпион. В хлебном отделе блистало богатое разнообразие хлебов: полдюжины названий ржаных изделий — «Бородинский», «Московский», «Обдирный»… батоны, крендели, халы, городские булки, сайки, баранки, сушки, плюшки, всевозможные сдобы. В кондитерском отделе виднелись россыпи конфет и шоколадных наборов. В мясной гастрономии покупателей манили ветчина, сырокопченые рулеты, разнокалиберные колбасы и сосиски. Дорогая икра в эмалированных судках была малодоступна народу. Однако дешевый студень и микояновские котлеты по шесть копеек были вполне по карману рабочему люду. В рыбном отделе были видны сельди разной жирности, недорогие крабы в банках и печень трески, но их покупали редко. Витрины винного отдела были забиты коньяками, различными видами водок и ликеров. Выбор пива стал потрясающим: бочковое, бутылочное, «Жигулевское», «Останкинское», «Московское», «Двойное золотое» в темных бутылках. Все это богатство чуть не привело Мирова к потере отслеживаемого. Но выскочив из магазина, он понял, что шпион спрятался в забегаловке. Если до 1947 года даже в «Елисеевском» был скудный ассортимент, приспособленный для раздачи продуктов по карточкам, то сейчас разнообразие и качество продуктов очень впечатлили Мирова. В магазин зашел таксист, купил четвертинку водки, одним ударом выбил пробку, выпил из горлышка, крякнул и вышел из магазина. Цэрэушник последовал за таксистом, а Миров — за цэрэушником.

Теперь Миров сидел в забегаловке, куда зашел шпион. После третьего стакана портвейна шпион решил сыграть в рубаху-парня и разразился длинной речью: «Кто из нас не блевал в юные годы, скажите честно? Помню, на выпускном я облевал все, в том числе балкон нашей классной руководительницы, где состоялась крайне неформальная встреча выпускников. В школе начинали с портвейна. Потом “Молдвинпром”. Потом азербайджанское вино. Потом армянское или грузинское вино. Затем были танцы, из которых помнится только школьный туалет и руки, заботливо поддерживающие за шиворот. Потом провал в памяти и опять какой-то задний двор. Однако я всегда мог положиться на поддержку друзей. Стоило мне протянуть руку, как в ней (руке) тут же оказывалась бутылка портвейна». Сидящие рядом собутыльники охотно кивали головами и поддакивали.

Миров почти сам поверил, что пьян, но это не мешало ему присматривать за мужиком. И вдруг, стоило ему отвлечься, как он оказался в опасности. Мужик очутился около стола и попытался ножом убить Мирова. Для этого мужик взял правой рукой под локоть руку Мирова, а затем к его шее был приставлен нож. Это его и сгубило. И вот тут дали о себе знать многочасовые тренировки, которым их подвергали в учебном центре. Это было особое состояние, которому Миров даже названия не подобрал бы: сначала накатывало ледяное спокойствие, за которым никто не угадал бы истинных его намерений, но зато потом ему на смену приходило ощущение невероятной силы. Ее прямо-таки некуда девать, и он готов валить всех подряд. Такие способности, правда, не даются просто так. Их развитие — долгий процесс, включающий годы изматывающих тренировок и учебных боев. Миров резко выбросил вперед правую раскрытую ладонь так, чтобы основанием ладони попасть в подбородок. Затем его пальцы впились в глаза первой мишени. Сделав обманное движение вперед, Миров резко отклонился и изо всех сил ударил нападавшего сапогом в голень. Тот явно не ожидал отпора и закричал, скорчившись от боли. Нож выпал из его руки и покатился куда-то по земле, куда же — невозможно было отследить. Дальше все произошло как в замедленной съемке. Миров увидел его правую руку, сжатую в кулак и летящую ему в лицо, но летящую как-то медленно. «Почему так медленно?» — вдруг подумал он, поднимая обе руки к голове и делая полшага навстречу атаке. Не на того напал, подумал Миров, нанося добивающий удар другой ногой. Сбоку наступал второй — ему тоже сразу же досталось. Парируя его удар правой, Миров нанес мощный удар кулаком в его левый висок, нападающий странно вздрогнул и свалился на землю.

Одновременно с этим левая нога Мирова скользнула навстречу цели, а правая, согнутая в колене, рванулась вперед и вверх, точным, отработанным на тренировках движением врезаясь в пах ослепленному врагу. Вся комбинация заняла 2–3 секунды, и оседающий от резкой боли мужчина стал как бы щитом между Мировым и номером вторым. «Хорошо получилось, один готов», — мелькнуло у него в голове. «Ах ты, сволочь!» — проревел второй и, огибая корчившегося на земле приятеля, рванулся к Мирову. Но Миров поймал атакующую руку в районе предплечья. Направленный в лицо кулак скользнул по рукам и ушел влево, чиркнув, однако, его по уху. Было ощущение, как будто ухо ошпарили кипятком. Продолжая движение вперед, Миров положил предплечья рук на плечи нападающему. Его кисти сплелись в замок у него на затылке. Рывок — правое колено в пах — удар правым локтем справа в челюсть, не снимая левой руки с затылка так, чтобы голова оказалась как бы между молотом и наковальней. Вторая мишень хрюкнула и осела вниз там же, где стояла.