Оркестр меньшинств - Чигози Обиома
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чи повернулась, потому что услышала громкий пронзительный крик из здания, и тут же исчезла внутри. Я бросился за ней в пламя пожара и увидел кого-то, кажется женщину, пытающуюся встать с пола, но в этот момент горящая доска, которая была частью потолка, упала ей на спину, и от боли она потеряла сознание. Этот удар пригвоздил ее к полу. Но она снова попыталась встать, увидев, что неожиданная стена огня возникла перед ней в другом конце комнаты. Упал шкаф с лекарствами и медленно распался на отдельные деревянные полки, пожираемые огнем, а огненный обломок шкафа упал на ковер, и теперь пламя пробиралось в комнату, где находилась она. Она потрогала себя за шею, обнаружила, что капли, стекавшие по ней, это ее кровь. Только тогда она вроде бы поняла, что доска с торчащими гвоздями вонзилась в ее плоть и теперь продолжает гореть на ней. С адскими криками и с доской на спине она бросилась сквозь желтый огненный театр с его актерами в лице коленопреклоненных столов, издающих треск окон, танцующих штор, взрывающихся бутылок. Упавший кусок обожженного кирпича подтолкнул ее вперед, она добежала до двери, а когда она открыла ее, остатки сгоревшей доски упали с ее спины. Обжигающая боль поставила ее на колени, словно расстригу, вдруг вернувшегося к вере и молитве. Тут ей, кажется, пришло в голову, что лучше не вставать, и она на четвереньках поползла из аптеки, как животное, пасущееся на поле, заросшем язычками пламени.
К этому времени вокруг горящего здания собрались люди – соседи и просто прохожие. Они встретили ее с ведрами воды, облили ее, и она упала на землю, лишившись сознания.
И тогда я оставил ее там и бросился на поиски моего хозяина. Он ехал по хайвею, мчался в темноте, плакал за рулем. Он не знал, что сделал. Иджанго-иджанго, я в эту ночь много говорил об этом конкретном недостатке человека и его чи: они не в состоянии знать то, чего не видят или не слышат. А потому мой хозяин никак не мог узнать о случившемся. Он не догадывался, что Ндали, которая стояла перед его мысленным взором теперь, когда он вел машину, и Ндали, которая прежде любила его, а потом отвергла, – одно лицо. Та самая Ндали, которую он потерял. Он ничего не знал о Ндали, охваченной пламенем, о той Ндали, что лежала сейчас на земле перед тем, что прежде было ее аптекой. Он ехал, представляя ее в объятиях мужа, думая о том, что никакие его усилия не смогли вернуть ее ему. Он ехал, плача и причитая, пел мелодию оркестра меньшинств.
Эгбуну, откуда он мог знать, что женщина, имеющая собственный дом, будет ночевать в своей аптеке? Нет. С какой стати? У него не было никаких оснований для того, чтобы так думать. Вот почему человек, который только что убил кого-то, занимается своими делами, не ведая, что сотворил. Блаженные отцы уподобляли это явление паукам в доме людей; пусть тот, кто думает, что он всемогущ, говорили они, осмотрит свой дом и скажет, может ли он точно назвать время, когда паук начал плести свою паутину. Вот почему человек, который вскоре будет убит, может войти в дом, где сидят в засаде те, кто собирается его убить, не ведая об их планах и не зная, что его конец наступил. Он может обедать с этими людьми, как персонаж одной книги, прочитанной когда-то моим прежним хозяином Эзике. В той истории рассказывалось о человеке, который правил в стране белых людей, называвшейся Рим. Но зачем обращаться к таким далеким примерам, когда я сам видел это много раз прямо здесь, в земле светозарных отцов?
Такой человек заходит в ту комнату, не подозревая, что его убийца уже на месте. События наступают, меняются и разрушаются с непредсказуемой скоростью, хотя при этом ничто не указывает на то, что они могут случиться. Так же и смерть придет без объявления, неожиданно и усядется на пороге этого мира. Она придет непредвиденно, бесшумно, возможно, не прерывая сезонов года и даже не останавливая мгновения. Она придет, не изменяя вкуса сливы во рту. Она подкрадется, как змея, невидимая, выждав время. Взгляд на стену не обнаружит ничего – ни трещины, ни отметины, ни щели, через которую она могла войти. Ничто ему известное не даст ему ни малейшего намека – пульс мира ничуть не изменится. Мелодия птичьего пения останется прежней. Стрелка часов не замедлит свой ход. И время, которое течет, не встречая помех, продолжит свой бег так, как это привычно природе, и потому, когда это случится и он все поймет и увидит смерть, это потрясет его. Потому что она возникнет, как шрам на его теле, шрам, о существовании которого он не подозревал, и проявится как нечто, сформировавшееся с началом времен. И такому человеку будет казаться, что это случилось с ним совершенно неожиданно, без предупреждения. И он не будет знать, что это случилось давным-давно и только терпеливо ждало, когда он заметит.
Замечание автора
«Оркестр меньшинств» – роман, глубоко уходящий корнями в космологию игбо, сложную систему верований и традиций, которыми когда-то руководствовался – а отчасти руководствуется и до сих пор – мой народ. Поскольку я помещаю в такую реальность художественное произведение, любопытному читателю может прийти в голову предпринять собственное исследование этой космологии, в особенности в той ее части, которая касается чи. А потому я, как и Чинуа Ачебе в своем эссе о чи, из которого взят один из эпиграфов к этой книге, должен заявить: «Настоящая книга не претендует на то, чтобы ликвидировать этот пробел, я лишь пытаюсь привлечь к нему внимание способом, отвечающим характеру человека, чья главная любовь – литература, а не религия, философия или лингвистика».
Иными словами, эта книга представляет собой художественное произведение, а не авторитетное исследование космологии игбо, или африканских, или афро-карибских религий. Однако я надеюсь, что моя книга может послужить достаточным справочным материалом для тех, кто пожелает углубиться в эту тему, поскольку источниками для «Оркестра меньшинств» стали разные книги по космологии и культуре игбо, включая следующие: Джон Аненечукву Умех, «После бога – дибия»; Эммануэль Каанаэнечукву Анезоба, «Ödïnanï»; Чинуа Ачебе, «Трилогия Игбо» (часто эта книга называется «Африканская