Дворец ветров - Мэри Маргарет Кей

Кака-джи не сказал этого со всей определенностью, но Аш прекрасно понял, что в решающий момент жизненно важными как для Каридкота, так и для Бхитхора представлялись безопасность и здоровье только одной невесты – юной прелестной Шу-шу, чья красота (вкупе со значительным приданым) примирит рану с необходимостью жениться в придачу на ее невзрачной сводной сестре-полукровке. Ни Нанду, ни рана не станут особо убиваться из-за гибели Каири-Баи, но утрата Шушилы сулит беду обоим, ведь даже если Каири-Баи останется в живых, рана никогда не возьмет ее в жены вместо сестры.

Бракосочетание отменят, и огромные деньги, потраченные Нанду на подарки, взятки, бакшиши, на наряды и драгоценности для приданого сестер и на нелепо пышную свиту, отправленную с ними на юг, окажутся выброшенными на ветер, и он обезумеет от ярости. Многие головы слетят с плеч – Кака-джи и Мулрадж знали это. и знали также, что их собственные головы будут в числе первых. Сейчас, когда зловещее бурое пятно разрасталось, заволакивая небо и расползаясь по всему горизонту, они не могли терять время на поиски Каири-Баи и Пелам-сахиба, которым придется самим позаботиться о себе. В первую очередь необходимо было доставить Шушилу обратно в лагерь, пока не разразилась буря: пусть в собственной палатке она подвергнется такой же опасности, как и среди скал, но по крайней мере, случись с ней беда, от них не потребуют объяснений, каким образом она там оказалась.

Мулрадж всмотрелся в пыльное облако, быстро произвел расчеты и, поступившись условностями и приличиями, посадил Шушилу на круп позади себя и помчался во весь опор, а Кака-джи поскакал за ними с лошадью девочки в поводу. Стражники, все еще не знавшие о приближении бури, увидели летящего галопом Мулраджа, за спиной которого сидела раджкумари, цепляясь за него, точно мартышка, и вскочили на ноги, ожидая, что он остановится, но Мулрадж пронесся мимо по направлению к лагерю. Едва успев выслушать объяснения подоспевшего Кака-джи, мужчины вскочили в седла и пустились следом, прихватив с собой служанку.

Кака-джи не присоединился к ним. Он велел стражникам взять лошадь Шушилы и свою собственную, а сам предпочел остаться возле рутха, возница которого, сообразив, что не успеет добраться к лагерю до начала бури, торопливо укрывал волов в расселине скалы.

– Мы подождем здесь мою племянницу и сахиба. Они скоро вернутся и испугаются, не найдя нас здесь, – сказал Кака-джи, с тревогой глядя в сторону холмов. – Раджкумари не пристало возвращаться в лагерь верхом, в сопровождении одного лишь сахиба, а они не заставят долго себя ждать.

Но минуты шли, а отсутствующие всадники все не появлялись. Старый Баду, возница, задним ходом завел рутх как можно дальше в расселину, а потом выпряг волов, протащил в тесное пространство за повозкой и там стреножил, после чего достал ковры, шали и подушки, предохранявшие раджкумари и служанок от тряски, и наспех соорудил из них занавес для защиты от бури, с ревом надвигавшейся на них. В воздухе уже слышался запах пыли и песка, но Кака-джи все ждал, надеясь с минуты на минуту увидеть лошадей, галопом несущихся к нему. Только когда первая волна пыли ударила с противоположной стороны в скалу, служившую для них укрытием, он позволил Баду затащить себя в рутх. Там два старика, оглушенные и полузадохшиеся, и просидели все время, пока бушевала буря.

Кака-джи описывал свои страдания в высшей степени красочно и с большим удовольствием. Но он тоже не знал точно, сколько времени продолжалась буря, а когда все закончилось и снова воцарилась тишина, они с Баду уснули и пробудились, когда небо уже начинало бледнеть. Пожилой господин сказал, что очень боялся за свою племянницу и сахиба, полагая, что буря настигла их на открытой местности, где нет никаких укрытий. Они с Баду собирались отправиться на поиски, но едва успели тронуться, как услышали крик сахиба.

Кака-джи не усомнился в правдивости истории Аша и не подумал расспрашивать племянницу, поскольку, испытав на собственной шкуре все сопряженные с бурей неудобства, был твердо убежден, что между ними не могло произойти ничего предосудительного. Даже самый похотливый мужчина и самая страстная молодая женщина не стали бы помышлять о подобных вещах, а тем более осуществлять их на практике, задыхаясь под намотанными на голову тряпками, с забитыми пылью глазами, ноздрями и ртами. По мнению Кака-джи, пыльная буря служила более верным залогом пристойного поведения, чем дюжина дуэний, хотя он все равно счел необходимым строго-настрого наказать Анджули никому не говорить, что она провела ночь не в рутхе. Никому, даже Шу-шу.

– Ты скоро выйдешь замуж, – сказал Кака-джи, – а невесте не пристало находиться наедине с посторонним мужчиной, даже если он сахиб. Вокруг слишком много болтунов, которые находят удовольствие в злословии, а коли о тебе станут распускать гнусные сплетни, рана и твой брат будут очень недовольны. Поэтому ты скажешь, что добралась до рутха буквально за секунду до начала бури и оставалась в нем всю ночь.

Анджули молча кивнула ответ. Она слишком устала, чтобы говорить, слишком устала, чтобы благодарить судьбу, которая сначала позволила ей с Ашоком попасть в пыльную бурю, а потом послала дядю, чтобы спасти их обоих от скандала. Слишком устала, чтобы хотя бы думать…

Уже стало совсем светло, и вскоре взошло солнце и золотой луч, проникший в щель между расшитыми занавесами, озарил внутренность рутха. Джули заснула и продолжала спать до самого прибытия в лагерь.

Разбуженная Кака-джи, сообщившим утешительную весть, что с Шушилой все в порядке, она выпала из рутха в объятия Гиты, и та торопливо увела ее в шатер и уложила в постель.

Прибытие рутха вызвало легкое волнение, но и только. Аш не ошибся в своем предположении: лагерь пострадал от бури слишком сильно, чтобы задаваться вопросами насчет одного-единственного необычного обстоятельства, когда сотни других, потрясающих воображение, настойчиво требовали внимания.

Даже внезапное драматическое возвращение Мулраджа с младшей невестой накануне вечером осталось практически незамеченным, поскольку к тому времени весь лагерь, охваченный лихорадочным волнением, спешно принимал меры к защите от пыльной бури. Палаточные колышки вбивались глубже в землю, растяжки туго натягивались, и все предметы, которые могло унести ветром, надежно закреплялись на месте или куда-нибудь прятались. Саисы, погонщики волов и пастухи искали укрытия для своих животных, а махауты торопливо перегоняли через реку слонов и приковывали цепями к толстым стволам в пальмовой роще, дабы они не сорвались с привязей, обезумев от страха, и не принялись носиться по лагерю, круша все на своем пути.

Мало у кого нашлось время бросить хотя бы мимолетный взгляд на Мулраджа и Шушилу, которые галопом промчались между приведенными в боевую готовность палатками за считанные минуты до того, как буря налетела на лагерь. А пока стихия бушевала, все скорчившись сидели в своих убежищах, с надетыми на рот и нос повязками от пыли, либо прилагали ожесточенные усилия к тому, чтобы их палатки, повозки и самодельные укрытия не унесло ветром или не перевернуло.

Когда же буря закончилась, произведенные ею разрушения оказались столь значительными, что все были заняты единственно мыслями об устранении бесчисленных повреждений и поломок, и прибытие рутха с раджкумари Анджули и ее дядей (которых буря застигла на равнине) вызвало в лагере облегчение, но не возбудило особого интереса. Как Аш и предполагал, все были поглощены другими заботами, и его собственное маловпечатляющее возвращение – он ехал медленной рысью, ведя в поводу хромую кобылицу, – не привлекло ничьего внимания, если не считать его личных слуг.