Ференц Лист - Мария Залесская

Дни с 8 по 17 апреля Лист провел в Байройте с Вагнером и Козимой. Оттуда его путь лежал в Веймар. Но в конце мая Лист на три дня прервал пребывание в домике садовника, выехав в Ганновер, где 26-го числа прошла новая постановка вагнеровского «Риенци» под управлением Ганса фон Бюлова, принявшего должность придворного капельмейстера. (Несмотря на личную драму, Ганс до конца жизни остался верен вагнеровским идеалам в искусстве.) После спектакля Бюлов писал своей матери: «Сегодня 34 или 33 с половиной года, как я, после одного из представлений „Риенци“, познакомился с Листом. Сегодня зять номер 1 дирижировал в Ганновере, разумеется, при белом галстуке и шести наградах, перед веймарским, римским и пештским чародеем тем же самым произведением зятя номер 2. Представление было великолепным, опьяняющим, словно бы его выстрелили из пистолета. Думаю, было бы напрасно описывать тебе, какое множество картин, соображений, воспоминаний, чувств и мыслей роилось в моей голове. Однако достаточно, я не таю зла ни на небесные, ни на земные силы, я стою выше их»[733].

Вернувшись в Веймар, Лист нашел среди корреспонденции, пришедшей в его отсутствие, предписание венгерского правительства представлять страну в международном жюри Всемирной выставки, проходившей в Париже с 1 мая по 31 октября. Столь высокая честь не могла оставить его равнодушным. Он немедленно выехал в Париж и заседал в жюри с 9 по 18 июня. Одним из коллег Листа по работе на Всемирной выставке оказался Эдуард Ганслик[734], прочно зарекомендовавший себя одним из самых непримиримых противников листовско-вагнеровской эстетики. Однако встреча идеологических врагов прошла вполне мирно. Впоследствии Ганслик вспоминал, что сам предложил избрать Листа почетным председателем жюри, и констатировал, что Венгрия, весьма скромно представленная на выставке, сделала своим представителем такую масштабную фигуру, как Лист, и «ни одна другая страна не могла бы послать на выставку столь великого человека». Наконец, он с юмором описывал эпизод, когда уставший к полудню Лист заявил, что «теперь для него были бы самыми желанными инструментами нож и вилка», и тут же пригласил всех коллег в находящийся в выставочном парке венгерский ресторан «Чарда» (Czarda), где «повар и цыгане-музыканты сделали всё в интересах всеобщей непринужденности»: «Я редко видел Листа столь привлекательным, общительным и веселым»[735].

Как и много лет назад, Лист остановился в Париже в доме своих давних друзей Эраров. Он встречался с Эмилем Оливье и внуком Дэниелем, Камилем Сен-Сансом и Шарлем Гуно, побывал на представлении оперы последнего «Фауст».

По возвращении в Веймар Лист сразу же включился в подготовку очередного фестиваля Всеобщего немецкого музыкального союза, на сей раз состоявшегося в Эрфурте 21–26 июня. Кстати, среди других произведений на этом фестивале прозвучала Вторая симфония Бородина; Лист же дирижировал фортепьянным концертом Бронзарта, в котором солировал Ганс фон Бюлов.

Лишь на оставшиеся два месяца лета Листу удалось погрузиться в свой обычный «веймарский» режим: заниматься с учениками и сочинять в тишине «гросс-герцогского парка».

В конце августа Лист вновь приехал в Байройт. 28 августа, в день 130-летнего юбилея Гёте, он исполнил на рояле в библиотеке «Ванфрида» свою «Фауст-симфонию» для узкого круга приглашенных. Лист славился умением «превращать» рояль в целый оркестр; уезжая, он предложил Вагнеру регулярно устраивать в «Ванфриде» музыкальные вечера, создав таким образом настоящий музыкальный салон. При этом, по его словам, можно было не приглашать даже камерный оркестр, а вполне обойтись одним роялем. Тем самым Лист хотел ободрить друга, создав «иллюзию фестиваля». Ведь из-за катастрофического дефицита бюджета Второй Байройтский фестиваль уже два года откладывался, и Вагнер находился в весьма подавленном настроении. Он и сам временами устраивал музыкальные вечера, но делать их регулярными всё же не собирался. Творчество отнимало у него слишком много сил и времени, чтобы размениваться на что-то еще; это мог себе позволить только Лист, для которого было в порядке вещей, к примеру, писать из Байройта Анталу Аугусу насчет переезда Музыкальной академии в новое здание и обязательного приобретения органа в ее концертный зал.

Третьего сентября Лист уже был в Риме, откуда сразу же уехал на виллу д’Эсте. Но на этот раз идиллии не получилось — 9 сентября пришло известие о смерти Антала Аугуса. Только несколько дней тому назад Лист писал ему… Антал был одним из самых доверенных и преданных его друзей на протяжении многих лет, разделявшим и понимавшим все его чаяния, оказывающим поддержку. Наконец, он был прочным звеном, связующим Листа с родиной.

Отчаяние Листа было столь глубоко, словно он потерял еще одного члена семьи. Под воздействием такого настроения он завершил два духовных сочинения: Via Crucis («Крестный путь») для смешанного хора, солистов и органа и Septem Sacramento («Семь таинств») для мужского хора, солистов и органа. В моменты тяжелых душевных потрясений он всегда находил утешение в обращении к Церкви.

При этом Лист продолжал периодически ездить в Рим и заниматься с учениками в квартире на улице деи Гречи.

По традиции в середине января Лист покинул Италию и 17-го числа прибыл в Будапешт. Первым делом его ожидал переезд Музыкальной академии с площади Хал в новое, более просторное здание — дом 67 по проспекту Шугар (Sugár út) (ныне — проспект Андраши (Andrássy út)).

Вскоре новое трагическое известие выбило Листа из колеи. Не успел он смириться с утратой друга, как узнал, что 8 февраля в Вене скончался его дядя Эдуард Лист, которого он в письмах чаще всего называл кузеном — как уже говорилось, тот был моложе племянника. Лист старался даже на короткое время не оставаться наедине со своим горем. Практически каждый день он давал концерты, большей частью благотворительные, или выступал в частных домах, словно вновь вошел в «сумасшедший рабочий график» своих «виртуозных лет».