Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

— Испытывал. Потому что Борис Николаевич в тот момент опирался на прогрессивные силы в обществе, на демократические принципы, имел поддержку у лидеров союзных республик. Яковлев был очень умным и проницательным человеком. И очень совестливым. Всегда искренние отношения с людьми. Он мне напоминал священника, особенно когда разговаривал с кем-то доверительно, окая, таким особым ярославским говором[341].

В. Н. Игнатенко, ставший пресс-секретарем президента СССР уже на закате перестройки, считает причиной охлаждения, возникшего между ними, разное понимание темпов перемен.

Они шли к одной цели, но с разными скоростями. Если Яковлев двигался вперед быстро, хотел немедленной ломки всего старого, отжившего, то Михаил Сергеевич старался все делать эволюционно, тихо, спокойно, без кровопролития и ран. Яковлев твердил: «Нам нужна новая политическая элита, новая наука, другая экономика, новые СМИ». Его назначенцами стали такие же радикальные перестройщики, не буду называть фамилий, все их и так знают. У Горбачева была точно такая же цель — изменить общество к лучшему, сделать его более демократичным, открытым, но он все время повторял: не торопись, Саша, не будем забегать вперед.

Открыто они никогда не конфликтовали[342].

Утром 29 марта Яковлев звонит Черняеву. Он не у дел. Чувствует себя униженным. Да и вся окружающая жизнь угнетающе действует на «автора перестройки». В Москве полувоенное положение, улицы перегорожены грузовиками, кругом ОМОН.

Анатолий Сергеевич, как мог, старался утешить старого друга.

Закончив телефонный разговор, он произносит про себя, имея в виду недавнего собеседника: «Конченый для политики человек». А в дневнике делает такую запись:

Звонил Яковлев… Ему не дают покоя лавры Шеварднадзе — надо было, мол, так же «остаться в истории», своевременно!.. Тщеславие! Он мнит себя автором перестройки, «автором» самого Горбачева… А его — в советники, и зарплату на 400 рублей сократили, и мальчиков из приемной убрали… Сокрушается… Я, говорит, шел вчера по улицам между военных грузовиков — и мне стыдно было: опять возвращаемся назад, опять «все знакомое»… все напрасно и т. д. Я полчаса произносил в ответ речь…

Суть: если ты остаешься в политике, думай политическими категориями. У оппозиции есть все, чтобы до конца (вплоть до сформирования правительства) использовать демократию… И это М. С. сказал в своем интервью ТВ открытым наконец текстом. Ельцина уже достаточно прославляли и восхваляли. 90 % прессы — на его стороне. Так нет — давай еще продемонстрирую силу — массовое действо. Но силе есть что противопоставить пока и у М. С. И он это сделал… Либо-либо. Оппозиция до сих пор (до, надеюсь, сегодняшнего доклада Ельцина) действовала по принципу: заставить проводить свою политику, а это означает разрушать государство… Но тогда уже негде будет проводить политику. Да, наделал М. С. массу грубых — и не тактических, а стратегических — ошибок. И сейчас уже речь не о перестройке, а о спасении страны. А ее не спасешь, если дать разрушить государство…

Яковлев: Что? Силой держать, кто не хочет в нем оставаться?

Я: Наоборот. Одна из роковых ошибок была, что М. С. сразу не отпустил Литву, а потом и Грузию. Это, повторяю, и дало нагнетание во всем организме. Нет! Я говорю о государстве, какое еще можно сохранить…

Яковлев: Но все-таки… что — армию опять пускать в ход?..

Я: Государство без армии не бывает.

Яковлев: Но не на армию же опираться?

Я: А на что?

Яковлев: На демократию…

Я: А где она? Где демократия? Из чего она состоит… эта болотная элита… эти кочки, уходящие из-под ног? Нет ее, демократии. Есть гласность, свобода, а по-русски — вольница! Демократия — это организованное общество: партии, институты, господство права, уважение к закону. Демократия — это лидеры, конкурирующие в борьбе за правительство, а не против государства!! Где все это у нас?!. И на что опираться президенту, спасая государство?!

Он продолжал ныть. Конченый для политики человек. Общипанный, потерявший политические координаты[343].

Черняев в очередной раз «хоронит» своего приятеля. Бьет наотмашь: «Конченый для политики человек. Общипанный…»

Александр Николаевич в те дни сильно переживает. Причин, повторю, для этого множество — и разрыв с Горбачевым, и наезды на него со стороны всякой околополитической шпаны, и общая тревожная ситуация в стране. Утешение находит в зарубежных поездках, на Западе и он, и Михаил Сергеевич по-прежнему имеют бешеную популярность, их носят на руках.

В апреле он в Париже, куда приглашен на презентацию своей книги-интервью «Что мы хотим сделать в Советском Союзе». Из Франции направляется в Великобританию, в Экзетерский университет, на присуждение ему почетной степени доктора наук. И там и там — встречи с видными политиками, общественными деятелями, пресс-конференции, беседы в прямом эфире.

В Париже его приглашают выступить в Политическом клубе — он рассказывает о ходе перестройки, в этом выступлении нет панических ноток, есть реализм и трезвость оценок. Он согласен с тем, что преобразования вступили в критический этап.

Наступление этого критического этапа предопределено сочетанием нескольких причин.

Прежде всего только сейчас, и именно сейчас, перестройка практически приступает к решению тех вопросов, ради которых она замысливалась, начиналась.

Это вопросы реального многообразия форм собственности, равноправия этих форм.

Вопросы обеспечения на деле политических, экономических, социальных свобод личности, коллективов, народов.

Вопросы исполнения прав человека, перехода к гражданскому обществу и правовому государству.

Вопросы многопартийности, парламентаризма, разделения властей и другие[344].

Вернувшись домой, садится за обширное письмо М. С. Горбачеву — об опасностях консервативного реванша.

Да, глава государства и партии вытеснил его из команды, оттер на второстепенные роли, но Яковлев перешагивает через обиды, для него сейчас важнее предупредить Горби о надвигающейся угрозе, пробудить его к решительным действиям, иначе — беда.

Письмо А. Н. Яковлева М. С. Горбачеву о преобразованиях последних лет. Март 1991. [ГА РФ. Ф. 10063. Оп. 1. Д. 404]

Уважаемый Михаил Сергеевич!

Это письмо — плод мучительных раздумий. В них — и противоречивый опыт последних преобразовательных лет, и личностные оценки событий, и мировоззренческие убеждения, и нравственные принципы, которые для меня незыблемы. Далеко не последнюю, если не первую роль играет в этих размышлениях и наша с Вами совместная работа, добрые и доверительные отношения, которые для меня остаются человеческой, нравственной ценностью. […]

Я по природе своей не паникер, наоборот, склонен к иллюзиям. Думаю, что хорошо понимаю логику и политической борьбы, и того, во что