Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев

некоторых пор я почувствовал неискренность (у М. С.)». Пожалуй, имеет место. Ловкачество в нем было изначально, оно — в самой его натуре, компромиссной. Яковлев стонет: «Уходить надо… Помнишь, — говорит, — он с нами подбирал советников в состав группы при президенте, которую я (Яковлев) должен был возглавить? На том и кончилось. Вот уже третью неделю об этом ничего не слышно».

14 марта 1991 г.

[…]

Помощникам и советникам (которых М. С. приравнял к помощникам по зарплате) дал каждому по четыре-шесть консультантов, а членам Совета Безопасности — по восемь плюс двух секретарш. Яковлева лишил и помощника, и секретарши. Еще один щипок. Еще одна обида! Создается впечатление, что М. С. подталкивает его к уходу «по собственному желанию».

В общем, нелепое и довольно бестактное собрание, где Горбачев присягнул нам, что не повернет назад, но велел служить только ему. А если кто будет действовать «не в тон», пусть уходит. Если же сам заметит, что кто-то действует не так, попросит уйти[339].

А вот как эту ситуацию с помощниками, советниками и консультантами комментирует Вадим Медведев, которого президент уговорил стать его советником по экономическим вопросам:

С Яковлевым, как мне известно, ситуация складывалась иначе. Он тоже не испытывал удовлетворения от выполнения функций члена Президентского Совета ввиду неопределенности его статуса. Но дело не только в этом. Насколько я могу судить, с осени 1990 г. начали проявляться расхождения в его позициях с Президентом по некоторым актуальным проблемам — о судьбе партии, возможности и необходимости опоры на нее, об отношении к программе «500 дней», о границах возможных компромиссов с оппозицией, о роли КГБ и некоторым другим. Я считал эти расхождения опасными, но не неотвратимыми. Их надо постараться преодолеть, не давая простора для эмоций. Но со стороны определенных сил — и левого, и правого направлений — предпринимались настойчивые усилия к тому, чтобы раздуть эти противоречия, столкнуть Горбачева то ли влево, то ли вправо, поссорить его с ближайшим окружением.

Разве можно расценить иначе, чем коварный прием, публикации известных авторов в популярных изданиях, в которых утверждалось, что подлинным инициатором и архитектором перестройки является Яковлев, а Горбачев лишь озвучивает его идеи. Или сообщение массового еженедельника о том, что в день демонстративного выхода Ельцина из партии Яковлев позвонил ему и сочувственно призвал держаться. Александр Николаевич потом мне сказал, что звонил не он Ельцину, а Ельцин ему. Существенная деталь! Но комментариев ни в том, ни в другом случае не последовало.

Вместе с тем в отношении Яковлева была организована кампания в консервативной печати, плелась хитрая паутина. Президенту подбрасывалась информация о его якобы сепаратистских действиях, подозрительных контактах, чуть ли не о подготовке отъезда из страны и т. д.

Настроение у Яковлева было тяжелым. Он сетовал на невнимание Президента к его советам и мнению. Не стал Яковлев членом Совета Безопасности — нового, только что сформированного органа. С некоторых пор произошли неприятные перемены в его отношениях с Крючковым, хотя еще не так давно они были самыми тесными. Каким-то образом это было связано с конфликтом вокруг Калугина.

По моим наблюдениям, в конце 1990 г. — начале 1991 г. наступило отчуждение или, во всяком случае, охлаждение у Яковлева с Болдиным. Впрочем, это касалось и моих, да и других членов Президентского Совета отношений с Болдиным: руководитель аппарата Президента стал на себя брать слишком много в решении не только организационных, но и политических вопросов.

Не без участия Болдина возникла неприятная ситуация с определением нашего нового статуса. Горбачев решил создать, как свою ближайшую опору, группу советников, привлечь в нее бывших членов Президентского Совета — Яковлева, Ревенко, меня, а также советников, которые и раньше были в этой должности (Загладин, Ахромеев). Яковлев и по своему политическому опыту, и по старшинству, и по сложившейся системе неофициальных отношений был бы естественным координатором советников, хотя я лично полагал, что группу советников не следует строить на иерархических началах, как обычное структурное подразделение аппарата Президента. Это искажало бы ее смысл.

В дальнейшем вокруг статуса советников была затеяна какая-то возня. Возникла идея сделать Яковлева старшим советником и руководителем группы. Потом пошел разговор о том, чтобы старшим советником назначить и меня. Когда Горбачев сказал мне, что хочет к моему титулу прибавить эпитет «старший», я ответил, что «не воспринимаю всю эту игру с титулами и эпитетами, тем более когда идет речь о Вашем окружении, где не нужны никакие титулы. Разве дело в этом? Впрочем, решайте, как знаете, Вам виднее».

11 марта решение было принято, в том числе и в отношении меня. Узнав о нем, Яковлев сказал мне в разговоре по телефону: «Рад, что не у меня одного такая ответственность. Ты выбрал дерево для себя, ведь в первую очередь будут вешать тех, кто рядом?» — спросил он. «Это не моя забота», — был мой ответ[340].

Вот ведь как уже заговорил Александр Николаевич! Антиперестройщики скоро будут вешать всех, кто рядом с Горбачевым. И у него были все основания так говорить. Только слепой мог не видеть, что надвигается путч.

Да, весной 1991 года отношения между президентом и «архитектором перестройки» испортились окончательно.

Лауреат Нобелевской премии мира, известный журналист, редактор «Новой газеты» Дмитрий Муратов считает, что черная кошка между ними пробежала, когда СМИ начали публично противопоставлять одного другому:

Когда Яковлева ставили против Лигачева, это воспринималось спокойно. А тут нет. Потому что это очень высокая власть. Невероятная, всемогущая. И когда «диссидентские» медиа стали ставить на равных Горби и Яковлева, то Михаил Сергеевич напрягся.

— Правда ли, что в какой-то момент Яковлев стал смотреть на Горбачева сверху вниз, стал считать себя выше?

— Это важный вопрос. Я могу сказать одно. Горбачев со времен учебы в МГУ, когда он, будучи студентом, оказался «за одной партой» со вчерашними фронтовиками, испытывал определенный пиетет перед участниками войны. Отсюда у него решение всем фронтовикам вручить ордена Отечественной войны. Отсюда памятник Теркину, построенный на часть его Нобелевской премии. И хотя с Яковлевым, как и со всеми другими соратниками, он был на «ты», но всегда помнил о боевом прошлом Александра Николаевича.

Трещина увеличилась, когда Горбачеву донесли, что Яковлев встречается с Ельциным и даже выпивает с ним. Борис Николаевич тогда возглавил Верховный Совет России, стал видной политической фигурой.

— То есть можно говорить о том, что Яковлев в то время испытывал симпатии к Ельцину?