Невернесс - Дэвид Зинделл

Пердидо Люс. Извиняться за это вряд ли стоит. Не сумев повернуть в свою пользу факторы времени и ума, я мог противопоставить превосходящим силам Соли только выбор места. Мы прошли мимо Каарты и Новой Земли к звездам Файоли, потому что эти места и маршруты были мне знакомы. Я искал сгущение особого рода, чтобы подстеречь в нем Соли, и мы вошли в мультиплекс близ Даррейн Люс. Мелкие звезды там горят желтым и оранжевым светом, время ведет себя странно, и Твердь искривила мультиплекс сверх всякой вероятности. На наших звездных картах Пердидо Люс в Твердь не входит. Если бы она входила в нее, ни один пилот (кроме разве что Бардо, Жюстины и Ли Тоша) не последовал бы за мной сюда. Но звездные карты порой устаревают, а то и просто врут, и не дают представления о быстром росте мозга туманности. Я провел своих пилотов через сгущение, которое преодолел несколько лет назад, и мы вышли около Пердидо Люс. Никто из нас, даже я, не догадывался, что мы вторглись в самое что ни на есть внутреннее пространство Тверди.

Я, конечно, понимал, что иду на огромный риск, намереваясь дать бой в этом сгущении, но разве у меня был выбор? Много веков назад Ганнибал поразил римлян, проведя своих людей и безволосых мамонтов через горный хребет. Все его мамонты и множество людей замерзли на занесенных снегом перевалах, но армия сохранилась и разбила римлян у Тразименского озера. Я не Ганнибал, но место для боя пока еще мог выбрать. Соли ничего не должен был знать о сгущении Пердидо, и если бы он последовал за нами туда, я захватил бы его врасплох, как Ганнибал римлян.

В Городе кадеты и послушники шлепали по лужам, идя на обед, Твердь думала свои великие думы, смертельная радиация Меррипена и других звезд Экстра продолжала свой путь к Городу, а Леопольд Соли с сотней легких кораблей вышел из мультиплекса. Они зависли над четвертой планетой Пердидо Люс, газовым гигантом, окруженным призрачными ледяными кольцами. Мы застукали их в точке выхода у серебристого центрального кольца. Мои пилоты использовали маршруты, которые я показал им заранее, и обрушились на Соли из сгущения, как стая голодных волков.

Теперь я понял, что подразумевали древние полководцы под словами «дурман войны». Я, конечно, не мог разместить своих пилотов, как камешки на доске для игры в го, но надеялся, что буду наблюдать за сражением и управлять его ходом. Вскоре выяснилось, что я не могу управлять ничем, включая собственные потные ладони и бешено бьющееся сердце. На долю мгновения я вышел в реальное пространство, и центральное кольцо четвертой планеты нависло надо мной, как ледник. Я мигом составил маршрут, и мои двигатели открыли мультиплекс рядом с «Земной розой» Грегорика Смита. За этим последовал еще один маршрут и еще одно окно. Чернота раздалась, как порванная пилотская камелайка, и оба мы исчезли: он — в пламени Пердидо Люс, я — в одном из каналов сгущения. На меня потоком хлынули теоремы, сверкающие идеопласты цифрового шторма. Мой корабль пробирался сквозь пространство, словно информационный вирус по багровым венам человеческого мозга. Туннели разветвились, слились, и мультиплекс опять открылся. Блеснул свет — слабый желтый свет Пердидо Люс. Один из пилотов Соли — не кто иной, как Нейт с Торскалле на своем приметном бескрылом корабле — поджидал меня. Но я заранее вычислил последовательность маршрутов и вновь скрылся в пульсирующих артериях мультиплекса, не дав Нейту вогнать меня в звезду. Некоторое время мы плясали, то выходя, то уходя, и наконец Нейт допустил ошибку. Он выбрал петлеобразный канал, пересекавшийся с единственным другим. Таким образом он оставил своему «будущему» только две точки выхода в реальное пространство близ Пердидо Люс. Я просчитал вероятности, и когда его корабль сверкнул серебром во мраке, я уже ждал его. Ждал, чтобы убить. У него не было ни единого шанса.

«Будь осторожен», — сказала мне Катарина.

Но разве состраданию есть место на войне? Там, как правило, существует только страдание — и вокруг меня, словно зимняя буря, бушевал бой. Корабли, как сверкающие льдинки, разрывали черноту реального пространства и скрывались в мультиплексе. Сложность этого боя ошеломляла меня. Все шло в ход: замедленное время, ускоренное время, теоремы, требующие доказательства, маршруты от звезды к звезде, и повсюду царил неприкрытый ужас. Желтая точка Пердидо Люс оказывалась то надо мной, то подо мной. (Говоря «надо мной», я подразумеваю, что она находилась между мной и галактическим скоплением в Гончих Псах. Звезды Гончих Псов, по старинному определению, располагаются выше всех звезд нашей галактики.) Проложив очередной маршрут и ускользнув от «Вечного шлюпа» Лионела, я вышел по ту сторону Пердидо Люс, напротив четвертой планеты, и оказался в каком-нибудь миллиарде миль от боя. Затем я снова вошел в сгущение под кольцами планеты и увидел светящуюся дымку, как будто солнце просвечивало сквозь ледяной туман Города. В ней плясала сотня легких кораблей. Я понятия не имел, кто выигрывает бой, и хотел связаться с моими пилотами, но не успел. Я ушел от одного из пилотов Соли, лишь проложив отчаянный маршрут сквозь конечное дерево решений, но не смог сразу вернуться обратно, поскольку дерево оказалось развесистым. Ему просто конца не было. Время текло медленно, как ледник. Меня тошнило от военного азарта и от себя самого. Как легко я снова сделался убийцей! С какой легкостью военный вирус заразил нас всех! Пока я здесь доказываю какое-то второстепенное следствие Теоремы Включения, пилоты убивают пилотов. В это невозможно было поверить. Вот, значит, что такое бой: организованное убийство. В темноте своего корабля я сжал кулаки и выругался. Я вспомнил то, что было на уме у всех нас до того, как мы окончательно решились на раскол и на военные действия против своих собратьев-пилотов: война — худшее, на что способен человек. А рассматривать ее абстрактно или относиться к ней как к игре — хуже всякого варварства.

И все-таки убивать человеку столь же свойственно, как делать каменные топоры или рожать детей. Человек — это благородное, трагическое, великолепное существо с варварской начинкой. Вернувшись наконец в бой, я сумел разглядеть что-то в сумятице колошмативших друг друга кораблей. Могло показаться, что здесь царит полный хаос и пилотами обеих сторон овладело безумие, но это было не так. Быть может, убивать — действительно безумие, но пилоты делали это не наобум. Они, мои браться и сестры, страдали не зря, хотя сострадание их и покинуло. Некоторые из них специально искали друг друга.