Петербургские ювелиры XIX – начала XX в. Династии знаменитых мастеров императорской России - Лилия Кузнецова

Заботясь о судьбе отечественной промышленности и искусства, владелец предприятия, основываясь на собственном опыте, написал книгу «Некоторые данные по вопросу об устройстве быта рабочих и учеников на фабриках и ремесленных заведениях», глубоко проникнутую «глубоким нравственным и патриотическим чувством, долгом хозяина перед работниками, заботой о них». В ней есть такие строки: «Русская промышленность серебряных изделий на последних всемирных выставках заняла не только почётное место, но и успела сбросить ярмо давления иностранное, только благодаря тому, что сумела вызвать к деятельности своё рабочее сословие». Ведь Павел Акимович знал, что «силы эти громадные, выносливые», а если вложить капиталы и «возделать почву», то «силы эти разрастутся и мощь русского народа устроит своё народное богатство».[950]

Современники ценили воззрения П.А. Овчинникова и также считали одной из главных его заслуг, «что он отрешился от рабского подражания иностранным образцам и старался по возможности придавать своим произведениям народный характер».[951] Недаром в отчёте о выставке 1882 года в Москве есть гордые строки: «Теперь за лучшими произведениями, должными удовлетворить самый тонкий и воспитанный изящный вкус, послужить для памятника или чествования отечественного исторического события, обращаются к русским мастерам и не только наши соотечественники, тратившие прежде громадные суммы на иноземных мастеров, но даже многие иностранцы».[952]

Однако и сам Павел Акимович Овчинников, стремясь, чтобы произведения его фабрики охотно раскупались за границей, внимательно прислушивался к критике. Поскольку иностранцы упрекали их за резкость цветовой гаммы, так как «соединение красного, синего и зелёного… неприятно действует на глаз, привыкший к более мягким тонам», эмальеры его фирмы смогли найти состав, дающий «бледного цвета ультрамарин», и «эффект вышел превосходный».[953]

П.А. Овчинников не только одним из первых обратился к выпуску вещей в древнерусском стиле, но ему удалось воскресить утраченное искусство эмали по скани и освоить витражную эмаль. Орнаменты он заимствовал из старинных рукописей, из иллюстраций «Древностей Государства Российского» и публикаций различных произведений прошлого. В то же время на выставке в Москве в 1882 году фирма представила «напрестольное Евангелие в серебряной оправе с изображениями евангелистов и пророков, выполненных живописной эмалью по рисункам Л. Даля». Изготовленное для храма Христа Спасителя в Первопрестольной, оно считалось современниками лучшим в художественном отношении произведением среди утвари собора. К тому же в этом Евангелии Павел Акимович Овчинников применил и возрождённую им перегородчатую эмаль, и именно ему принадлежала честь восстановления «клуазоне» не только в России, но и в Европе.[954]

В скульптурных композициях, сделанных на фабрике русского чародея, преобладали жанровые сцены. Подобно братьям Грачёвым, П.А. Овчинников также обратился к имитации текстур различных материалов. Отечественные знатоки заметили в его изделиях «отсутствие той правильной механической отделки, к которой стремились наши золотых дел мастера, думая, что в этом заключается последняя степень совершенства», а на самом деле «чистота линий, проведённых как бы по линейке, правильность точек чекана, размеренных как по циркулю, придавали нашим изделиям вид сухости и скуки». В произведениях же фирмы Овчинникова чувствовалось, как «резец свободно двигался по металлу», а рукой чеканщика руководило сознание подлинного художника, чтобы почти до обмана передать «свойство тканей, узорного шитья, нитку позумента», отчего «вся работа приобретала живость и живописность».[955]

В 1873 году Александру II при посещении им «Русской избы» Венской выставки поднесли хлеб и соль на серебряном блюде, на котором по обычаю лежали прекрасное шитое полотенце и икона Спасителя филигранной работы. Но как же удивились современники-очевидцы, когда выяснилось, что полотенце это – серебряное. Цесаревне, помимо серебряной чашки с блюдцем, тоже досталось узорчатое, покрытое эмалью полотенце-обманка. Да и король Италии не удержался от покупки прелестной серебряной корзинки с как бы небрежно наброшенной на неё салфеткой, «исполненной так изящно, что салфетка кажется не из металла, а из полотна». Все эти «полотенца» и «салфетки» выглядели столь «натурально, что многие из посетителей принимали их за сотканные из льна и удивлялись, зачем ткани попали в коллекцию серебряных вещей».[956] А вскоре подобный серебряный поднос с лежащей скатертью, имитирующей льняную ткань, украшенную «мережкой» и «вышитым» вензелем «MA» под императорской короной, послужил презентом счастливым новобрачным: Марии, единственной дочери Александра II, и Альфреду, сыну английской королевы Виктории (см. рис. 53 вклейки).[957]

Вещь, сделанная на фабрике П.А. Овчинникова, считалась по-настоящему достойным подарком. Поэтому поставщику Высочайшего Двора приходилось исполнять по заказам Кабинета Его Императорского Величества различные блюда и солонки, а также иконы в драгоценных окладах. Образ Богоматери Казанской в золочёном, тончайшей работы окладе, с бриллиантовыми, стилизованными под древнерусские, литерами «А» и «М», позднее дополненный многочисленными пасхальными яичками-брелоками работы фирмы Фаберже, послужил родительским благословением великой княжне Ксении, дочери императора Александра III, сочетавшейся браком со своим двоюродным дядей, великим князем Александром Михайловичем (см. рис. 52 вклейки).[958]

Ранее, в 1879 году, сам Павел Акимович вместе со своими единомышленниками преподнёс Александру II «сооружённую усердием» икону с изображением святого патрона императора – князя Александра Невского, а также святых Тита и Поликарпа, чья память отмечалась 2 апреля. Академик Василий Васильевич Васильев (1829–1894) написал этот образ в память чудесного спасения императора во время покушения на него 2 апреля 1879 года народника А.К. Соловьёва возле Зимнего дворца. Работники же фабрики Овчинникова на этот раз превзошли самих себя. Оклад поражает совершенной техникой обработки серебра и эмалей. Ослепительно сверкают доспехи князя, кольчуга кажется сплетённой из множества отдельных звеньев, мягким и пушистым выглядит «горностаевый мех» мантии, контрастирующий с «златотканой» парчой, мягкими складками ниспадают одеяния святых, украшенные узорочьем по краю, клубятся блистающие одежды ангелов, бережно и почтительно поддерживающих образ Спаса Нерукотворного на плате. Особенно хороша по исполнению очень характерного для работ П.А. Овчинникова голубого цвета эмаль по скани, сочетающаяся с расписной.[959]